Что такое ласточка в милиции. Полицейские зверски пытают россиян, стараясь не оставлять следов. –​ Эту позу называют "ласточка"

Крышевание, или патронирование, коммерсантов стало очень выгодным делом. Коммерсанты тоже были вынуждены принять новые правила игры, ведь государство, выпустив Закон «О кооперации» и введя частнопредпринимательскую деятельность, не предусмотрело защитные механизмы для бизнесменов. Предприниматель не рассчитывал на помощь со стороны милиции. Плата за крыши тогда составляла 20-30 процентов от прибыли, но были известны случаи и до 50 процентов!!

Вторым неурегулированным вопросом было решение коммерческих споров. Арбитраж в отношении кооператоров практически не работал. Да и выигрыш дела не решал проблему – надо было еще получить долг или неустойку.

Эту нишу активно заняли группировки, взяв на себя функции арбитража и выбивания денег.

Так стали возникать новые формы взаимоотношений братвы и коммерсантов – так называемые криминальные крыши. Превоначально такое предложение о «взаимовыгодном» сотрудничестве делалось со стороны братвы.

Одним словом, государство само открыло пустые ниши, которые быстро заполнили криминальные структуры. Теперь, по понятиям криминального мира, вовсе не обязательно иметь правильно подписанные договора или нотариально заверенные расписки – достаточно так называемых сейфовых документов только с подписями двух сторон. А дальше крепкие ребята приводят должнику веские доводы, с которыми последний должен считаться, да еще при этом накладывают на него свои штрафные санкции, которые в дальнейшим получили название «поставить на счетчик».

Как мы крышевали

Войдя в просторное помещение со стеклянными витринами, я посмотрел по сторонам. Сбоку стояли какие-то шкафы с прозрачными дверцами, где виднелись кинокамеры, фотоаппараты. Рядом стояла стиральная машина. Вероятно, какой-то ассортимент пункта проката еще остался. В углу большой письменный стол, на котором стояли коробки с видеокассетами, рядом лежали каталоги с названиями имеющихся художественных фильмов.

Макс подошел и стал рыться в каталогах, выискивая какие-то фильмы.

– Ребята, – сказал он, обращаясь к работникам видеосалона, – фильмы про карате есть?

– Про карате и кунг-фу очень много фильмов. Какие вы хотите? С Брюсом Ли, с Чаком Норрисом?

– Мне в принципе все равно, – сказал Макс. – А сколько стоит у вас прокат?

Ребята назвали сумму.

– Ого! Немалая сумма! А если потеряешь кассету?

– Тогда придется удержать с вас ее стоимость, плюс, если вы берете кассету, вы должны оставить нам залог – двадцать пять рублей.

– Двадцать пять рублей? – переспросил Макс. – Приличная сумма! А если я больше кассет возьму, мне какие-то скидки, льготы будут?

Я пока не понимал цели этого разговора.

– Нет, никаких скидок не будет. С каждой кассеты по двадцать пять рублей.

– И много у вас берут кассет?

Теперь мне стало ясно, что Макс просто пробивал ребят с точки зрения их оборота.

– Да берут, не жалуемся.

– А фильмы у вас свежие?

– Да, у нас каждый месяц новые поступления.

– И все дублированные?

– Да, с этим проблем нет.

– Как тебя зовут-то?

– Гарик, – ответил паренек. – То есть Игорь.

– Меня Макс. – Макс протянул руку. – Скажи мне, Гарик, у меня, собственно, к тебе вопрос уже не по кассетам. Но прежде чем ответить, хорошенько подумай, потому что я очень не люблю, когда меня обманывают. К тому же мои ребята за вранье наказывают. Да и обмануть нас практически невозможно. Ты понял меня, Гарик?

Парень закивал головой. Теперь ему стало ясно, что это не просто посетители, а рэкет, о котором он, вероятно, тоже много читал в газетах.

– Так вот, Гарик, вопрос достаточно простой. Есть у тебя крыша? Если есть, то скажи кто и дай нам телефон, – сказал Макс, внимательно глядя на немного оробевшего Гарика.

Тот замялся.

– Ну что молчишь? Если есть крыша, назови старшего. Мы сейчас позвоним ему, стрелочку назначим, пробьем ситуацию и уедем спокойно, – сказал Макс.

– Крыши нет, – выдавил из себя Гарик.

– Хорошо, что не обманул. Иначе плохо бы тебе, Гарик, было!

– Я понимаю, – сказал Гарик.

– Значит, мы теперь твоя крыша, – сказал Макс. – У тебя есть отдельный кабинет, где можно поговорить?

– Не кабинет, – сказал Гарик, – а что-то типа склада, мы там кассеты храним.

– Пойдем, чайку с тобой попьем. Чай у тебя есть?

– В термосе кофе…

– Тогда кофе и попьем, – улыбнулся Макс. – Поговорим о нашем сотрудничестве.

Макса не было минут сорок. Наконец они с Гариком вернулись. Гарик заметно повеселел. Страха в глазах уже не было.

– Ну что, Гарик, мы с тобой договорились, – сказал Макс, похлопав парня по плечу.

– Конечно, договорились! – улыбнулся Гарик.

– Значит, если кто спрашивать будет, так и отвечай, что под люберецкими стоишь, под Максом. Каждый день тебе будут звонить мои ребята, спрашивать, что и как. Если какие-то чужаки наедут, значит, стрелочку будем назначать. Больше никаких разговоров не веди, только называй крышу. Понял?

– Конечно, понял!

– И по платежам. Мы к тебе будем приезжать, – Макс достал из кармана записную книжку и стал листать пустые страницы, как бы показывая, что вся неделя у него занята, – по понедельникам. Как раз завтра первый день платежа. А сейчас мы у тебя возьмем что-нибудь посмотреть.

– Конечно, конечно, – засуетился Гарик, подбегая к столу и схватив в руки коробку с кассетами.

– Что ты нам несешь?

– Как что? Фильмы про карате, как заказывали!

– Да бог с ним, с этим карате! Хотя давай нам кассет пять про карате, а кассет пять – про американский рэкет. Нужно повышать свою квалификацию! – ухмыльнулся Макс.

– Хорошо, – сказал Гарик. – Без проблем! – И он достал еще пять кассет.

– Только вот какая проблема, – сказал Макс. – Видачок у нас сломался, «Панасоник», классная машина.

– Так приносите, я его починю! – сказал Гарик.

– Да мы ее уже толкнули одному барыге, – сказал Макс, придумывая на ходу. – Давай мы у тебя на время возьмем какой-нибудь видачок!

– Ребята, но мне ведь видаки самому нужны! Я на них фильмы переписываю! Это же тоже наши деньги! – сказал Гарик.

Теперь я понимал, как ловко Макс провел идею, что мы, мол, теперь партнеры. Отстегни нам двадцать-тридцать процентов и называй нас партнерами.

– Действительно, ты прав, – сказал Макс. – Ладно, ничего, давай сделаем так. Мы у тебя его как бы выкупим, из нашей доли. Дай нам какой-нибудь простенький!

– А простенький у меня только «Электроника Б-12», – сказал Гарик, – отечественный. Но вы с ним намучаетесь.

– Ничего, мы не гордые! Мы недельку посмотрим «Электронику», потом у тебя на что-нибудь серьезное поменяем. Я же думаю, ты к этому времени большие деньги заработаешь. Как ты считаешь?

Гарик пожал плечами.

– Точно, заработаешь! Теперь тебя ни одна братва не тронет! Как только скажешь про люберецких, так все!

Гарик кивнул головой. Я улыбался, слушая болтовню Макса.

Первые соглашения с кооператорами

Вскоре сами кооператоры решили, что выгоднее самому искать себе надежную и «авторитетную» крышу, чтобы все было сделано в вежливой и спокойной форме.

Коммерсанты сами начинают понимать, что без поддержки криминальных крыш им не обойтись. Так, автору приходилось беседовать со многими коммерсантами по поводу добровольного сотрудничества с криминалом. Вот один типичный ответ с аргументированным обоснованием:

«Я коммерсант от бога. Я умею зарабатывать деньги и их крутить – получать большие прибыли. Но я совершенно не умею заниматься безопасностью и, откровенно говоря, желания ей заниматься у меня нет. Пусть другие рискуют за этим занятием, а я им буду платить».

Кроме того, кооператоры предпочитали сами добровольно обращаться к неформальным структурам за помощью по вышибанию долгов. Но сами криминальные структуры вскоре сообразили, что и на этой проблеме можно успешно заработать вдвойне. Взяв при этом с должника плату за штрафные санкции – так называемую оплату по счетчику.

Отсюда появилось новое криминальное словечко – «поставить на счетчик» или «включить счетчик».

Кооператоры стали исправно платить деньги за то, чтобы бандиты оберегали их от наездов других бригад или заезжих «гастролеров». Так возникли первые крыши. Размер оплаты за услуги крыш колебался от 20% и выше. Но расходы со стороны кооператоров возрастали в случае войны бригад или похорон бойцов.

Однако затем ситуация стала благополучно разрешаться в пользу того, чтобы улаживать все возникающие проблемы полюбовным соглашением, и конфликт между большинством кооператоров и рэкетирами практически сошел на нет.

Возврат долгов

Предпосылки для нового направления по вышибанию долгов были очевидны. Многие коммерсанты и предприниматели набрали серьезные капиталы, но желания остановиться на достигнутом ни у кого из них не возникало. Поэтому обороты стали постепенно нарастать. Но в любом коммерческом бизнесе есть так называемый предпринимательский риск, когда в силу определенных обстоятельств, чаще всего финансовых или других объективных причин, какой-то конкретный коммерческий проект не получается. Тогда у другой стороны – у партнера или у того, кто ссудил деньги, – возникают соответствующие проблемы, так как он не получает свою долю. Возникают проблемы возвращения долгов. Обычно примитивного вышибания долгов ни в одной криминальной структуре как такового не было. То есть коммерсанта никогда не везли в лес, в подвал и не выколачивали жестким способом деньги. Все происходило по другой схеме. Практически у каждого коммерсанта существовала своя так называемая охранная фирма. Эта фирма была полукриминальной структурой, которая имела тесные связи с бандитами. Коммерсант обращался к своей охранной фирме. Охранная же фирма обращалась в соответствующие криминальные структуры.

Выколачивание долгов

Эдик держал в руках листок бумаги, на котором, как заметил я, были начерчены квадратики с различными стрелками, направленными в разные стороны. Под каждым квадратиком была подпись. На одном из квадратиков надпись «лох», над ним черточка – «крыша». Стрелочка выходила наверх, от «крыши» уходила в сторону – «структура», следующая стрелка к квадратику «лох № 2».

– Что это у вас тут? – поинтересовался я.

– Подходи ближе, садись. Мы тут обсуждаем новую схему нашей деятельности.

– Что это?

– Выколачивание долгов, разводка.

Я знал, что выколачиванием долгов занимались практически все преступные группировки Москвы. Это было очень прибыльным и практически официальным бизнесом всех криминальных структур.

Теперь уже в каждой криминальной структуре, в том числе и у нас, образовалась так называемая бригада по вышибанию долгов. Вот такую бригаду и возглавлял Марат. Марат, татарин по национальности, славился своей жестокостью, силой и бескомпромиссностью в отношении коммерсантов. О его жестокости ходили по Москве легенды. Изучив все необходимые документы по бизнесу, крыша связывалась с крышей другого коммерсанта – должника, и назначалась стрелка. На стрелку приезжали бригадиры или старшие. Просматривая документы и обсуждая различные варианты решения проблемы, братва всегда находила между собой общий язык. Никому не было выгодно идти на обострение отношений. Поэтому братва старалась улаживать проблемы мирным путем, за счет коммерсанта. Затем одному из коммерсантов объяснялось, что он не прав, ему необходимо заплатить деньги. Так происходила так называемая разводка. Коммерсант-должник уже вынужден был выплачивать не только компенсацию за долги, но и так называемые штрафные санкции, компенсацию за моральный ущерб и беспокойство соответствующей бригады. Поэтому сумма таких выплат часто бывала огромной.

В разговор неожиданно вмешался Эдик:

– Я предлагаю следующую схему. Надо набрать молодых, смышленых ребят, коммерсантов-предпринимателей, лучше всего таких, которые уже проявили себя в бизнесе. После этого мы этих ребят запускаем в соответствующие структуры, достаточно богатые и зажиточные, с каким-нибудь обалденным проектом. Потом в силу определенных обстоятельств проекты буксуют. Наш коммерсант, молодой парень, уже понес затраты.

– А дальше – приезжает Марат со своими ребятами и говорит: плати, ты нам должен деньги. Вот и все, простая схема! В принципе ему даже ничего не надо делать, только иметь документы, что он вложил свои деньги, потратил, а еще лучше – что эти деньги были потрачены именно благодаря, скажем, неповоротливости, по вине этого толстого коммерсанта, лоха, обозначенного вот здесь, – Эдик ткнул пальцем в один из квадратиков схемы.

– Короче, – сказал Константин, – ты предлагаешь стопроцентную разводку. Мы запускаем, а все косяки ложатся на Марата, который занимается разводкой! Ты думаешь, что эти коммерсанты и предприниматели такие стопроцентные лохи? Ты думаешь, нас не расколют? Один, два раза можно такое провести, а на третий раз нас раскроют. Опять же, не надо забывать про имидж.

– Подожди, подожди, – перебил его Эдик. – Что-то я не пойму, Костя, что это ты на меня наезжаешь? – Он неожиданно встал и выпрямился. – Или полчаса назад от тебя не было другого предложения? Или я что-то путаю?

Техническая сторона связи

Бизнесмен, затевающий свое частное дело, находил для себя крышу – человека, к которому всегда можно обратиться за помощью, когда тебя, к примеру, шантажируют неизвестные люди или кто-то из твоих партнеров задолжал тебе крупную сумму. Для таких дел у крыши есть боевики, которые берут на себя всю «техническую» часть подобных дел. Вот один из вариантов.

На бизнесмена наезжают неизвестные. Бизнесмен говорит о крыше и называет номер ее «дежурного» телефона. По этому телефону обе стороны договариваются о встрече (стрелке). Опаздывать на эту встречу ни в коем случае нельзя, тем более не приезжать вовсе. Сторона, не приезжающая на нее, считается побежденной, объявляется «вне закона». Известие о неявке разносится по всей криминальной среде города, и неявившаяся группировка опускается на несколько рангов ниже в бандитской иерархии.

В случае, если стрелка состоялась, один из ее вариантов может быть таким. Бизнесмена, задолжавшего другому, привозят в какой-нибудь офис на встречу сторон. На этой встрече присутствуют сами бизнесмены, участники конфликта, и их крыши. Начинается разборка, кому бизнесмен-должник должен, сколько и какие проценты к сроку отдачи денег должны нарасти. Крыша должника пытается, естественно, ставки «сбить», другая крыша их, наоборот, наращивает. Наконец ставка определена окончательно. После этого должника на время погашения долга передают под патронаж той крыши, которой он должен. Никакая другая «команда» на него «нажать» больше не может. Если даже бизнесмен задолжал двум коммерсантам и их крыши попытаются в обход решения подобной стрелки без очереди выбить из него кредит, против этих крыш объявляется война.

В то же время многие криминальные структуры понимали, что выгоднее быть сильными и справедливыми (в отношениях с коммерсантами), многие группировки начинают работать над своим имиджем.

Выбор крыши

Первая наша встреча была назначена в одном из ресторанов на Калининском проспекте. Около семи вечера мы подъехали к ресторану.

В зал прошли только Сергей и Алексей. Они подошли к столику, который был зарезервирован заранее. Официанты выказывали свое почтение, обращаясь к Сергею по имени-отчеству. За столиком уже сидели двое мужчин в костюмах, с галстуками. Это были два брата – Егор и Александр, которые открыли свой кооператив и занимались торгово-закупочной деятельностью, покупая что-то по дешевке и продавая дороже. Раньше эти действия назывались проще – спекуляция, а сейчас – предпринимательская деятельность.

Сергей поздоровался, и мы сели за столик. Началась беседа.

Сначала говорили на общие темы. Затем перешли на проблемы кооперативного движения, на трудности, которые стали возникать у молодых начинающих кооператоров. Наконец, разговор подошел к основной теме – к возможности предоставления Сергеем крыши для этого кооператива.

Сергей строил беседу по отработанному шаблону:

– Вы знаете, что к нам поступает много предложений, но мы берем не всех – смотрим на репутацию фирмы, так как мы тоже очень дорожим своей репутацией. Про вас мы слышали много. Сейчас мы пока не готовы дать вам точный ответ.

Братья не ожидали такого оборота дел. Они думали, что если они делают предложение, то любая крыша должна согласиться работать с ними. Но Сергей был хорошим психологом. Он разъяснил братьям:

– Вы же не можете гарантировать нам, что завтра у вас не возникнут серьезные проблемы, которые, как вы понимаете, уже придется решать нам. Поэтому прежде чем дать свое окончательное согласие, мы подумаем, посоветуемся с другими бригадами.

Я понимал, что Сергей просто набивает цену. Но братья, приняв все за чистую монету, стали уговаривать его, мотивируя свою просьбу тем, что зачем лишний раз собираться, говорили, что никаких проблем на сегодняшний день у них нет и вряд ли возникнут. Но Сергей возразил:

– Разве можно гарантировать, что они у вас не возникнут? Сейчас же вы к нам обратились, значит, чувствуете что-то…

– Хорошо, – сказали братья. – Давайте обсудим условия нашего сотрудничества.

Сергей, отпив из фужера минеральной воды, сказал:

– Условия обыкновенные – двадцать процентов.

– Как двадцать процентов?! Вы же говорили – десять!

– Нет, уже давно все работают из двадцати-тридцати процентов, – пояснил Сергей. – Наша работа состоит из двух моментов. Это обеспечение безопасности фирмы, которое составляет около 10 процентов, – я думаю, не нужно объяснять, что это такое. Второе – это страхование ваших сделок, договоров и контрактов, которые вы заключаете.

– А что вы понимаете под страхованием? – спросил младший брат. – Если что-то у нас не получится, вы нам будете страховые взносы выплачивать?

– Нет, мы не страховое общество. Но самое главное – чтобы вас не «кинули», чтобы не «развели» и чтобы движения со стороны другой братвы не было в отношении вашей сделки, это мы вам обеспечим. Мы как бы «пробиваем» ваш контракт перед тем, как вы его заключаете.

Братья молчали. Переглянувшись друг с другом, они ответили:

– Мы должны посоветоваться…

– Конечно, пожалуйста, – сказал Сергей.

Братья встали, взяли сигареты и вышли в холл, видимо, затем, чтобы обсудить условия, предложенные им Сергеем.

Сергей наклонился ко мне:

– Видишь – лохам второй пункт не понравился.

– А что ты действительно имеешь в виду под страхованием? – спросил я у него.

– Здесь не столько страхование, сколько наш контроль за их сделками. Если мы получаем доступ к их контрактам, то практически все их деньги находятся под нашим контролем, и никакой утайки и обмана с их стороны не будет.

– Я не думаю, чтобы коммерсанты, или лохи, как ты их называешь, станут нас обманывать, – возразил ему я. – Они же понимают, чем это может кончиться…

– Конечно. Но это более интересная модель – с учетом страхования, и я хочу постоянно ее придерживаться.

– Но ведь они могут не согласиться! Ты говорил с ними о десяти процентах, а сейчас предлагаешь уже двадцать…

– Да куда они денутся! – усмехнулся Сергей. – Если они не согласятся, то через пару дней на них будет наезд наших друзей. Все равно они прибегут к нам. Все отработано! – подмигнул он мне. – Подожди, я им и другие условия поставлю, пусть только придут!

Действительно, через некоторое время братья вернулись и сказали:

– Хорошо, мы согласны. – И они стали оговаривать условия страхования фирмы, что туда входит.

– Это значит, что у вас будет сидеть наш бухгалтер…

– Но у нас ведь свой есть!

– Будет еще один, вашему помощник.

– А что, разве у вас и бухгалтеры есть? – удивились братья.

– Вы считаете, что мы несолидные люди?

– Нет, что вы, мы так не говорили!

– Но подумали?

Братья усмехнулись:

– Да, вам палец в рот не клади!

– Значит, условия будут таковы, – подвел итог Сергей. – Двадцать процентов на круг. Кроме того, в первое время вы должны взять в штат двоих наших охранников, которые постоянно будут находиться в вашей фирме.

Братья удивились:

– А сколько же мы им должны платить?

– В среднем столько же, сколько платите своим сотрудникам, и еще на сто-двести рублей больше – за риск. Ведь они первыми должны принять тот удар, который может быть нанесен вашими врагами или конкурентами. Согласны со мной?

– Да, согласны. А как нам их оформлять? – Один из братьев достал записную книжку с шариковой ручкой. – Как их фамилии?

– А фамилии их вам знать необязательно. Вы можете оформить на эти должности своих людей, чтобы они только числились. А работать будут наши люди, и я буду их время от времени менять – может, через месяц, через три недели, чтобы они не вживались в ваш коллектив. И потом, мне иногда требуется перебрасывать своих людей на другие участки. Такова моя политика.

– Хорошо, – согласились братья. Но Сергей на этом не успокоился. Он налил еще минеральной воды и сказал:

Братья испуганно взглянули на него:

– Что, будут еще какие-то условия?

– Это не условие, а просто пожелание, чисто по-человечески… Подарки, премии к праздникам. Мы же не будем нарушать традиции? А если у вас будет что-то интересное из импорта, то мы могли бы купить у вас это по сниженным ценам…

– Как это – по сниженным ценам? – заволновался младший брат. Но старший остановил его:

– Ладно, не мелочись. Все нормально.

– И наконец, последний пункт нашего договора, который тоже нужно обговорить. В случае так называемой экстремальной ситуации…

– А что вы имеете в виду под этим? – уточнил старший брат.

– Это, например, военные действия – война… Ведь в любой момент может начаться война между крышами. Та вот, в этом случае вам надо будет сброситься нам на технические средства вооружения. Вы понимаете, о чем я?

– Конечно! – Речь шла об оружии, и братья прекрасно это понимали.

– Но мы надеемся, что до этого не дойдет, – сказал старший брат. – Мы никого не «кидаем»…

– Вы – нет, но в любой момент могут «кинуть» вас. Сейчас время такое…

– Но в этом случае начинает действовать ваше страхование? Вы же сами об этом говорили! – продолжал настаивать младший брат.

– Каждое правило имеет свои исключения… Ладно, будем считать, что до этого не дойдет, – успокоил он братьев, чувствуя, что перегнул палку. – Ну что, сделка состоялась?

– Конечно!

– Документов подписывать не будем. Мы не бюрократы! – Сергей протянул руку братьям, подчеркнув этим, что переговоры окончены. Братья попрощались, посчитав, что все проблемы решены.

– Скажите еще раз, где ваша фирма находится? – попросил Сергей.

Старший брат вынул из кармана визитную карточку и протянул ее Сергею.

– Завтра, – сказал Сергей, – мой коллега Алексей приедет с нашими бойцами в вашу фирму, посмотрит, что там и как, и оставит вам людей на постоянное дежурство.

– Во сколько вас ждать?

– Часов в одиннадцать. Да, и не забудьте самое главное – ребята голодные, здоровые, так что продумайте вопрос с питанием.

– Каким образом?

– Если у вас нет своей столовой, то давайте ребятам деньги на питание, пусть в столовую ходят. У них работа нервная, опасная, требует большого количества калорий.

Когда они вышли из ресторана, Сергей довольно спросил:

– Ну как, здорово я их «развел»?

– Да, ты мастер! – с уважением произнес я.

На следующий день в одиннадцать часов я с двумя боевиками, своей комплекцией напоминающими шкафы, подъехал к фирме. Она располагалась недалеко от Кутузовского проспекта, в девятиэтажном доме сталинских времен, к которому примыкал небольшой дворик, заросший деревьями.

То, что фирма находилась на первом этаже, было нетрудно определить – красиво отделанный отдельный вход, черные резные решетки на окнах со шторами, и большое количество машин у входа. Все говорило о том, что фирма достаточно богатая.

Припарковав машину, мы вошли внутрь. Щуплый пожилой охранник, напоминающий отставного сотрудника милиции, робко открыл перед нами дверь. Судя по всему, его предупредили о визите заранее. Я сразу заметил мониторы внешнего наблюдения, которые были установлены в коридоре.

Мы молча вошли в помещение. Я, стараясь держаться солидно, спросил:

– А где старшие?

Охранник торопливо засеменил впереди, открывая перед нами двери.

Пройдя в конец коридора, мы повернули налево. Там находилась небольшая приемная. Секретарша услужливо открыла перед нами дверь. Мы прошли в кабинет. Там уже находились оба брата. Тепло поздоровавшись, братья сказали:

– Вот и наша фирма.

– Я привел вам сотрудников, – представил я обоих «шкафов». Ребята назвались.

– Хорошо. Где они будут сидеть? – спросил один из братьев. – Может, вместо нашего охранника?

– Нет, зачем же ломать традиции? Пусть ваш охранник имеет свой законный хлеб, мы отнимать у него ничего не будем. А наши пусть сидят в комнате для отдыха. У вас есть такая?

– Нет. А зачем она нужна?

– Ну, тогда сделайте такую комнату, поставьте там видак, пусть фильмы смотрят и отдыхают, вроде бы в гости зашли… А как охранников, на виду, их ставить нельзя. Понимаете почему?

– Нет, – признались братья.

– Как же? Менты могут нагрянуть, зачем их показывать! А так – люди по делу зашли, на переговоры…

– А, понятно. Так и сделаем. Вот эту комнату, – он показал на схему здания, – мы сделаем комнатой отдыха. Поставим видео, кассеты положим, диванчик занесем…

– А если что – то они знают, что делать, – добавил я. – А об остальном – сами договоритесь. Да, Сергей Михайлович сказал, что нужно у вас забрать кое-что – документы…

– Да, да, сейчас, – сказал старший брат. Он вошел в одну из комнат, на двери которой была табличка «Бухгалтерия». Вернулся он оттуда с толстым конвертом в руках. – Вот, передайте Сергею Михайловичу. Здесь все, что нужно, – первый взнос.

– Отлично, – произнес я, кладя конверт в боковой карман. – Я думаю, что мы сработаемся…

Этнические группировки

Заметное место в криминальном раскладе в столице занимали этнические группировки.

Азербайджанское криминальное сообщество – одно из старейших в Москве – было образовано, по некоторым данным, в 1970-х годах. С начала 1980-х годов сообщество получило известность и авторитет среди столичного криминала.

С середины 1980-х азербайджанцы специализировались на торговле фруктами и цветами – через кооператив «Наш сад». В 1990-х азербайджанское сообщество также занималось наркобизнесом, «держало» часть рыночной торговли.

В этот период стала известной преступная группа Фантомаса, непосредственно контролировавшая Центральный, Ленинградский и Черемушкинский рынки. Группа насчитывала 150 человек и базировалась в ресторанах «Арагви» и «Узбекистан».

Армянское криминальное сообщество тоже было образовано в 1970-х годах. Традиционные криминальные занятия – наркоторговля, грабежи, мошенничество и др.

В Москве проживает около 10 армянских воров в законе.

В 1992 году группировка насчитывала 150 боевиков, 17 бригад и была достаточно влиятельна, однако внутри ее произошел конфликт, в результате которого были убиты 5 авторитетов. Большая часть бригад позже была ослаблена междоусобицами, так что в 1995-1997 годах армянская криминальная община переживала свои нелучшие времена.

Сейчас армянское сообщество подразделяется на 6 устойчивых ПГ: ленинаканскую, ореховскую, черкизовскую и др. Численность боевиков насчитывает около 500 человек.

Грузинское сообщество в российской столице, по некоторым данным, контролируют около 60 воров в законе (до 1998 года – 50). Среди них наиболее авторитетные: Ониани, Хачидзе, Шакро-молодой, Робинзон, Муха, Хасан, Боря Сухумский. Всего оперативники насчитывают около 200 активных членов сообщества.

Грузинское сообщество в Москве делится на землячества – кутаисское (его возглавляет Тариэл Ониани), тбилисское (Паата Большой), мингрельское (Кохия, Бумия, Кахачия) и сухумское (Халжарат, Боря Сухумский, Муха и Кима).

Кроме этого, грузинские воры разделены на два направления – западников (более жестких в своих методах), в состав которых входят мингрелы, абхазцы, зугдидцы и др.; и традиционалистов, которых представляют в основном кутаисские воры в законе. Последние материально обеспечены значительно лучше первой группы, так как предпочитают полулегальный бизнес откровенно уголовным действиям. Западники объединяют радикально настроенных криминальных лидеров, не избегающих чисто криминальных методов. Единства в грузинском сообществе нет в основном на почве национальных конфликтов между Южной Осетией, Грузией и Абхазией.

Чеченская община в Москве оформилась в 80-е годы. Первоначально чеченцы базировались в Тимирязевском, Дзержинском, Кировском и Бабушкинском районах. Но вскоре южнопортовая группировка усилила свое влияние на станции техобслуживания в Нагатино. Согласно некоторым данным, магазины «Березка» также контролировались чеченцами.

Чеченские группировки с самого начала не признавали авторитет воров в законе.

Интересной их особенностью является то, что они мгновенно разбиваются на несколько мелких структур, быстро исчезающих из поля зрения оперативников. Преступления выполняются «гастролерами», подчас даже не знающими русского языка. Выполнив задание, они исчезают в горных аулах, где найти их не представляется возможным.

В составе чеченского криминального сообщества в Москве сформировались три крупные ОПГ: центральная группировка, которая контролировала центр Москвы и являлась головной; ее лидером был Лечи Исламов; южнопортовая группировка, которая контролировала автомобильный бизнес – магазин «Автомобили» в Южном порту; останкинская группировка, которая контролировала стоянки транзитных автофургонов (Москва–Грозный) и базировалась в гостиницах «Байкал» и «Останкинская».

Ингушская группировка возникла в 90-х годах. Имеет свои интересы в районе Варшавки. Отличается сплоченностью и организованностью. В 2001 году в ее рядах было 400 человек.

Казанское криминальное сообщество в Москве было сформировано в 80-х годах.

Казанцы придерживаются «воровских традиций» и строго подчиняются авторитетам. Казанская община несла постоянные потери в ходе внутримосковских конфликтов. В октябре 1992 года был убит Леонид Дворников (Француз), казанский авторитет, группировка которого контролировала район Старого Арбатa. В свое время именно он «привел» казанцев в Москву.

Крупные аресты в 1989 году

В 1989 году милиция совместно с КГБ провела несколько крупных арестов в солнцевском сообществе. Были арестованы и направлены в СИЗО Тимофеев (Сильвестр), С. Михайлов (Михась), В. Аверин (Авера), Е. Люстранов и др. Они подозревались в вымогательстве денег у полукриминального коммерсанта Вадима Розенбаума.

Вадим Розенбаум (Пузо) занялся бизнесом в 1986 году. Возглавил крупнейший кооператив «Фонд» (при фонде культуры). Крышей «Фонда» была солнцевская группировка. С ними в 1989 году Розенбаум проходил по делу о вымогательстве. Позже кооператив взял под опеку вор в законе Павел Захаров (Цируль). Есть сведения, что в 1991 году с помощью Розенбаума Цируль смог вызволить из тюрьмы В. Иванькова.

В 1990 году был зарегистрирован новый кооператив «Форс». Весной 1990 года крупную партию дешевого колумбийского кокаина получили пушкинские бандиты, а необходимые для его покупки 400 тысяч долларов Цируль рассчитывал взять в «Форсе». Вскоре Розенбаум отошел от дел «Форса» и организовал СП «Вена» и российско-голландское СП «Тирол».

В 1994 году навсегда уехал в Голландию. Там помимо «Тирола» работал в фирме «Лорит-трейд». У него возникли проблемы с НФС. Конфликт уладили, но Розенбаум утверждал, что у него вымогают 2 млн. долларов. В 1996 году в Москве был убит его отец Григорий Розенбаум и президент «Тирола» Виктор Титов. Розенбаум должен был выступать в швейцарском суде по делу Михася. 29 июля 1997 года труп Розенбаума обнаружили в его доме в Ойсхорте.

Однако все (за исключением Сильвестра) вскоре были выпущены на свободу в связи с недоказанностью вины. Впоследствии С. Михайлов не раз задерживался по различным уголовным делам, но доказать его причастность к преступному сообществу не смог даже Женевский суд (см. далее).

Уже три месяца я в Бутырке.

Следственный изолятор 48-2, именуемый в народе Бутырка, находится в самом центре Москвы, на пересечении Новослободской и Лесной улиц, недалеко от станции метро «Новослободская». С внешней стороны невозможно определить, что внутри обычных дворов расположен громадный тюремный комплекс.

Постепенно нахождение в общей камере стало для меня невыносимым. Если раньше я не обращал внимания на то, что в камере одновременно работало три-четыре телевизора, настроенных на разные каналы, и каждый имел возможность выбирать программу, интересную для него, то сейчас они стали выводить меня из себя.

Я их ненавидел. Больше всего меня раздражала любимая передача зэков – аэробика, когда заключенные, не отрываясь, глазели на танцующих в спортивных купальниках девушек.

Наступали теплые дни. В камере становилось душно и жарко. Все заключенные стали ходить в семейных трусах, обнажая торс. Жара была такой сильной, что со стен начала капать влага. Многие стали придираться друг к другу по всяким пустякам. Если в зимний период какой-то пустяк сходил с рук, то сейчас все начинали «шизеть», и были многочисленные случаи, когда заключенные бросались друг на друга и без всякой причины возникали драки.

Очень часто во время прогулки конвоиры устраивали в камерах шмон. Однажды, придя в камеру после прогулки, многие заключенные недосчитались личных вещей. Это было списано на конвоиров. Но как-то случилось ЧП.

Двое заключенных решили поменяться местами – один семейник решил приблизиться к своим. Перетаскивая матрасы с одной шконки на другую, они случайно зацепили матрас молодого паренька и заметили, что из-под него выскочили зажигалка и ручка. Зажигалка принадлежала одному подследственному из Подольского района, который очень расстроился, потеряв ее при очередном, как думали, шмоне. Увидев зажигалку, зэки удивленно посмотрели на парня. Тот опустил глаза.

– Ах ты, падла! Крысятничать стал? – неожиданно спрыгнул со шконки подольский, хватая свою зажигалку. – У братвы крысятничать?! – И он нанес парню сильнейший удар по голове. Тот упал. Потом подскочили семейники подольского, и началась драка. Парня били человек шесть. Потом подключились еще десять. Тело уже было практически бездыханным. Время от времени его поднимали на шконку и тут же сбрасывали обратно. Затем несколько заключенных стали прыгать со шконки на этого заключенного. Вдруг все расступились. Парень был мертв. Он лежал с открытыми глазами, и тоненькая струйка крови медленно бежала из носа.

Подольский встал и сказал:

– Значит, так – он упал с кровати и разбился. Чтобы все так сказали!

Каждый отошел к своему месту, делая вид, что не замечает распростертого на полу тела. Все молча сидели.

Конвоиры, войдя в камеру во время обеда, вызвали тюремное начальство. Составили акт. Затем каждого заключенного стали «выдергивать» на допрос. Но никто не раскололся…

Вечером меня перевели в другую камеру.

Вертухай открыл дверь и сказал:

– Заходи.

Я вошел. В камере на полу сидели человек шестнадцать, каждый из них держал в руках вещи. «Значит, сборка», – понял я. Здесь заключенные ожидали направления либо в другие камеры, либо в другой следственный изолятор, либо в колонию.

Никто не разговаривал, только трое шептались между собой. Горела тусклая электрическая лампочка, закрытая металлической сеткой.

Я сел и стал осматривать присутствующих. Вдруг я заметил, что в углу камеры, низко опустив голову, сидит мужчина, очень похожий на моего подшефного коммерсанта. Я всмотрелся. Да, это был он.

– Гриша, ты что, не узнаешь меня? – спросил я тихо.

– Узнаю, – медленно, как бы через силу, проговорил Розенфельд.

– Как ты?

– Жив пока…

– Что с тобой сделали?

Розенфельд поднял голову и застонал. Я понял, что ему здорово досталось за это время.

– Меня били каждый день…

– Сокамерники, требовали деньги…

Я легко представил, как Розенфельда специально бросили в общую камеру к матерым уголовникам, каждый из которых норовил выбить из коммерсанта деньги, унижая и подвергая физическим мучениям.

– Угрожают пресс-хатой, – еле слышно проговорил Розенфельд.

Я тяжело вздохнул:

– Что они хотят?

– Говорят – ты обвиняемый, тебе грозит большой срок за хищение и контрабанду. Но если дашь показания на крышу, – Розенфельд сглотнул слюну и сделал паузу, – о вымогательстве машин, то будешь свидетелем и мы тебя выпустим.

– Обманут! – уверенно сказал я.

Розенфельд опять тяжело вздохнул:

– Сейчас хотят в другую камеру отправить.

– В какую?

– На «спец», к ворам…

– Не бойся, я знал многих воров и сидел с ними в зоне. Они народ справедливый. Да и народу в камере пять-шесть человек, это лучше. У нас в хате об этом базарили. Так что, может, кто тебя под свое покровительство возьмет.

– Я больше так не могу!! Я не выдержу! – сказал Розенфельд.

Вдруг залязгал замок, дверь открылась, и вертухай выкрикнул:

– Розенфельд, с вещами на выход!

– Держись! – тихо сказал я на прощание.

Практика переброски заключенных из камеры в камеру существовала в стенах следственного изолятора давно. Это был один из тактических приемов администрации. Во-первых, заключенному не давали возможности существовать в определенном коллективе. Напротив, время от времени заключенных перебрасывали, как бы создавая для них возможность по-новому завоевать авторитет. Каждый раз в новой камере заключенный начинал с нуля свою жизнь. А если к этому времени кто-то имел свои минусы, то тюремная почта работала оперативно. Заключенный не успевал прибыть на новое место, как вся информация о его негативном поведении была доведена до сведения его новых соседей по камере.

Моя новая камера была небольшого размера, находилось там человек тридцать – мощные, крепкие ребята, на теле у многих виднелись синие наколки. Определенно это был «малый спец», среднее звено между общими камерами и «большим спецом».

«Малый спец» выгодно отличался от «общака». В общей камере сидело 90 человек вместо 30 положенных, то есть, правильнее сказать, стояло – спали они в три смены. Я, в силу своего авторитета, спал в обычном режиме, то есть с 23 до 6 утра, и никто меня не беспокоил, а молодым и впервые попавшим на нары не предоставлялось такой возможности. Они спали по два-три часа утром, столько же днем и немного – ночью.

Коллектив общей камеры поделен на семьи – небольшие группы людей, объединенных общими интересами. Обычно в семьи входило 5–10 человек. Семьи вели общее хозяйство. Все посылки – «дачки», получаемые ими с воли, они делили поровну, садились обедать всей семьей, старались держаться друг за друга. Если в камере вспыхивал конфликт или драка, то семьи никогда не вмешивались в эти разборки. Но если задевали кого-то из них, то они все стояли друг за друга.

Большинство населения камеры – русские по национальности – занималось спортом. В основном это были долгопрудненские, люберецкие, несколько человек из Подольска. Все они постоянно занимались гимнастикой, отжимались, подтягивались – в общем, тренировались.

Однажды в камере вспыхнула серьезная драка. Причина ее была банальной. Время от времени в камере появлялись молодые пацаны, которые впервые попадали в СИЗО. Среди таких был парень лет девятнадцати, угонщик автомашин. Он сразу же, не зная законов и понятий, не вписался в коллектив, практически попав в разряд «шныря». Он спал под нарами, постоянно был уборщиком и слугой уголовных авторитетов, которые находились в этой камере. В один из обеденных перерывов, когда одна из семей села за стол и начала «харчеваться», молодой пацаненок сидел на нарах и строил разные гримасы, вероятно, боровшись со своим желудком. Наконец, он не выдержал, сорвался с места и нырнул в дальняк к параше, огороженной одеялами. Раздался громкий звук выходящего из его кишечника воздуха. У парня явно было сильнейшее расстройство желудка, и его мучили боли. Он не смог сдержаться. Вскоре он вышел из дальняка. И началось – с нар слезли двое здоровых бугаев с множеством наколок, говоривших о том, что они уже не первый раз парятся на нарах, и учинили настоящую разборку.

– Ты что сделал? Крыса! Ты нарушаешь основные законы и понятия! – кричали они. Потом они налетели на парня и стали бить его ногами и руками. Ходить в туалет во время приема пищи было великое западло. Но в этом случае можно было бы сделать исключение: парень ведь сделал это не нарочно, он был не в силах терпеть больше. Но у двоих «горилл», видимо, чесались кулаки, и этот случай был поводом подраться.

Войны с чеченцами

На встрече столичных бандитов в «Дагомысе» в 1988 году московские территории были поделены по – честному. Принять участие в дележе отказались только чеченцы, заявив, что лучше заберут себе весь город, нежели будут «тусоваться» в каких-то районах.

Такой разлад был причиной первой войны. Русские бандиты объединились и начали вытеснять чеченцев с помощью оружия и поддержки милиции.

Чеченцы сделали вид, что сдались, а на самом деле заимели хорошие связи в милиции и КГБ, которым начали сдавать своих врагов. С виду мирная ситуация длилась до весны 1991 года.

Тогда, к празднику православной Пасхи, была приурочена вторая бандитская война против чеченцев. Руководил ею из Бутырки Сильвестр. План его был похож на гитлеровский «блицкриг», по его замыслу, ореховские в один день должны ликвидировать всех лидеров чеченцев, но план провалился из-за утечки информации.

Криминальные столкновения

За 1989 год в столице произошло 15 вооруженных столкновений. Чеченцы применили новую тактику – они пригласили к сотрудничеству бывших боевиков – «славян», которые по разным причинам были изгнаны из своих группировок. Теперь бывшие боевики отслеживали своих бывших лидеров в ресторанах и сообщали о них чеченцам. Последние быстро направляли туда свои мобильные бригады.

В один из летних дней «славянские» бандиты решили нанести мощный удар по чеченцам.

В ресторан «Узбекистан» ворвались 50 боевиков люберецкой группировки, и через несколько минут они начали поголовно избивать всех посетителей-кавказцев. Вызванная милиция молча наблюдала за происходящим.

И в то же время милиция нанесла мощный удар по группировке «Мазутка». Задержаны и занесены в картотеку МУРа 200 боевиков «Мазутки», 70 из них арестованы. Арестовав за вымогательство знаменитого авторитета Петрика, органы не сумели его посадить на долгий срок по причине несовершенства УК.

И хотя позиции «Мазутки» после арестов значительны ослабли, они продолжали иметь доли с Рижского рынка, гостиницы «Космос» и др.

В этом же году МУР нанес мощные удары по кунцевской группировке, бауманцам, красногвардейцам и люблинской группировке.

Пристальное внимание на себе начала ощущать и чеченская община, но их лидеры предприняли новый тактический шаг. Они свою крупную общину раздробили на несколько мелких бригад. Поменяли место дислокации – отныне чеченцы стали собираться в кооперативном ресторане «Лазания», после этого в криминальном мире эта группировка стала называться лазанской.

Аресты членов «славянских» группировок продолжались. Милиция стала при допросах применять к ним специфические средства воздействия. Для многих первые пытки стали серьезным испытанием.

Пытка «слоник»

– Машина номер такой-то, немедленно остановитесь!

– Все, – сказал Вадик. – Это погоны!

Он включил левый поворотник и медленно подъехал к обочине. Из «Волги» тут же выскочили три человека. Двое держали в руках пистолеты. Я съежился от неожиданности.

– Ты пустой? – быстро спросил меня Вадик.

– Пустой, – ответил я.

– Тогда все в порядке. Держи карманы, будь внимательным – могут что-нибудь подкинуть! – предупредил меня Вадик.

Чья-то рука уже вытаскивала меня за шиворот из машины. Нас поставили так, что руки упирались в капот, а ноги раздвинуты на ширину плеч. Кто-то меня грубо обыскивал, ощупывая все части тела. То же самое проделывали с Вадиком.

– Слышь, командир, – неожиданно сказал Вадик, – ты нас с кем-то перепутал. Какая стрелка? Какая братва? Да мы коммерсанты!

– Конечно! Вон рожу-то какую себе отъел! Коммерсант фигов! – сказал второй оперативник и резким движением ударил Вадика в челюсть. – Сейчас поедем к нам, там будем разбираться, какой ты бизнесмен, крутой или нет!

Чья-то сильная рука оторвала меня от капота. Быстрым движением мне заломили руки, на них защелкнулись наручники. Я молчал. Меня посадили в черную «Волгу», Вадика – в его вишневую «БМВ», но за руль сел оперативник. Машины тронулись.

Вскоре машины свернули с Ленинградского проспекта, и мы добрались до какого-то отделения милиции, находящегося во дворе.

Это было двухэтажное кирпичное здание, огороженное с одной стороны забором. Таким образом, отделение имело свой внутренний дворик, где стояли милицейские машины, «газики», был вход в служебное помещение. Со стороны улицы, как я заметил, был вход в паспортный стол.

Войдя в небольшой холл, с одной стороны которого находилась дежурная часть и сидели сотрудники милиции, а с противоположной стороны – клетка, так называемый «обезьянник», где уже сидели двое пьяных, какой-то бомж и два лица кавказской национальности, оперативник отстегнул наручники и затолкнул меня в клетку. Куда завели Вадика, я не видел. Он будто исчез.

Я молча подошел к стене. «Интересно, – подумал я, – что же означает такое задержание? Почему это произошло? Кто-нибудь следил за нами или специально дали указание всех нас отловить и задержать? Ладно, сейчас все выяснится…»

Действительно, минут через пятнадцать оперативник вернулся, открыл дверь и вывел меня. На сей раз наручники не надел, а только подтолкнул вперед.

Мы поднялись на второй этаж. В длинном коридоре мы остановились у двери с табличкой «Зам. начальника отделения по оперативной работе».

Оперативник открыл дверь. Я вошел в кабинет. Однако никакого зам. начальника там не оказалось, а сидели только те оперативники, которые приходили не так давно ко мне в больницу.

– О, Олег Николаевич! – сказал один из них, улыбаясь. – Проходи, проходи!

Я молча подошел к столу.

– Садись! – оперативник указал мне на стул.

Я обратил внимание, что стул стоял не около письменного стола, как обычно, а посередине комнаты. Я молча сел на него. Второй оперативник подошел ко мне.

– Нам с тобой надо поговорить.

– А за что меня задержали?

– А ты что, не догадываешься? – сказал оперативник. – А еще тезка…

«Ага, значит, его тоже Олегом зовут…» – машинально отметил я.

– Ну так что? Давай поговорим с тобой об убийстве Виктора Чернышева.

Я понял, что мы задержаны в связи с убийством на Солянке нашего Виктора.

– Что тебе известно о нем? – спросил оперативник.

– Мне ничего не известно.

– А у нас есть предположение, что в убийстве замешан ты. Это ты его убрал.

– Кого, Виктора Чернышева? Да я его почти не знаю!

– А что же он тогда из твоего города приехал и ты вместе с ним работал?

– Да мало ли людей из моего города живут в Москве! Я что, всех знать обязан? Или все, кого убьют, будут теперь вешаться на меня?

– О, ты у нас, оказывается, еще и с гонором! – улыбнулся оперативник Олег. – Ничего, мы сейчас проведем с тобой воспитательную работу. Ты подумай, с кем и как ты разговариваешь! Сейчас мы тебя со «слоником» познакомим. – И обратился к другому оперативнику: – Гриш, застегни-ка ему браслетики!

Второй оперативник подошел ко мне вплотную, взял мои руки и, отведя их за спину, застегнул наручники.

– Теперь давай побеседуем, – продолжил оперативник Олег.

– Прежде чем беседовать, – сказал я, – объясните, за что меня арестовали! Я ничего такого не делал!

– Тебя арестовали? – удивился оперативник. – А кто тебя арестовывал? Мы тебя задержали. Мы имеем право задержать тебя в течение трех часов, а может быть, и до трех суток, в связи с подозрением в совершении преступления, согласно статье 122 УПК Российской Федерации, – произнес оперативник заученную формулировку. – Сейчас мы с тобой переговорим. После беседы определимся, будем ли возбуждать уголовное дело, просить об этом прокурора, или, может быть, мирно разойдемся, все зависит от результатов нашего с тобой разговора, Олег Николаевич! Так что все полностью зависит от тебя. Как ты скажешь, так и будет решена твоя судьба!

– Я ничего не знаю, – продолжал стоять на своем я.

– Тогда скажи нам, что ты делал в машине с бригадиром ореховской преступной группировки Вадимом… – Он назвал фамилию Вадика.

– Никакого Вадика я не знаю. Я сел в машину, попросил меня подвезти, – соврал я.

– Да что ты говоришь! Надо же, какое совпадение! – сказал оперативник. – Мы так и подумали, что ты это скажешь. Хорошо, тогда давай зададим вопрос немного по-другому. – И, обратившись к своему коллеге, сказал: – Слушай, что-то у нас угарным газом пахнет, не чувствуешь?

Тот сделал вид, что принюхивается, и сказал:

– Да, чувствую. Надо беречь драгоценное здоровье Олега Николаевича. Принеси-ка нам приборчик!

Я не успел оглянуться, как на мою голову уже надевали противогаз.

– Так вот, Олежек, – продолжил мой тезка, – это и называется у нас «слоник». Сейчас на тебя надели противогаз. Теперь мы перекрываем вот эту трубочку, и воздух к тебе больше не поступает. Говорят, человек может продержаться немного. Потом он теряет сознание. Говорят, – продолжал он, – иногда человек может и погибнуть в связи с сердечной недостаточностью… Но это так говорят. У нас таких случаев еще не было. А теперь начинаем дышать. Сделай большой вдох…

Я вдохнул воздух.

– А теперь выдох!

Но не успел я выдохнуть, как подача воздуха была прекращена. Оперативник быстро перегнул шланг, соединяющий противогаз с фильтром, и воздух перестал поступать.

Дыхание у меня сбилось, сердце застучало. Я пытался вдыхать воздух, надеясь, что, может быть, в резиновой маске остались какие-то частицы воздуха. Но маска еще больше стала сдавливать голову.

Я чувствовал, что перед глазами поплыли круги. Голова закружилась. Вскоре я потерял сознание.

Очнулся я на полу. Я лежал на спине, прикованный наручниками к стулу, а один из оперативников лил мне на голову холодную воду из кувшина.

– Ну что, пришел в себя? Что-то ты, братишка, совсем слабенький! Как же ты работать-то в дальнейшем собираешься? – сказал он и быстрым движением поднял меня. – Продолжаем разговор дальше. Итак, что делал Виктор Чернышев в бригаде и зачем поехал на стрелку с центральной группировкой? Вопрос ясно сформулирован?

Я опять сказал, что никакому Виктору Чернышеву я задания ехать на стрелку не давал, что его я знал очень плохо, мы занимались совместным бизнесом, но ни о какой преступной деятельности, тем более о группировке, я не слышал.

– Так, – протянул оперативник, – опять «слоника» надеваем…

И вновь на меня надели тот же противогаз, опять началась экзекуция…

В такой форме беседа продолжалась еще минут тридцать. Оперативника интересовало все, что связано с центральной группировкой, с моей бригадой… наконец, допрос прекратился. Меня ударили несколько раз. На прощание оперативник сказал:

– Знаешь что? На сегодня мы допрос заканчиваем. Иди отдохни в камеру.

Меня вывели и поместили в небольшую камеру на первом этаже. Она представляла собой помещение метров шестнадцать, без всяких окон. Только единственная лампочка, находящаяся как бы в железной клетке, висела над дверью. Каменный пол переходил в небольшой деревянный плинтус, служащий кроватью. Там уже сидели два человека.

Никакого света, очень мало воздуха.

Я молча подошел и сел рядом на деревянный плинтус. Один из находившихся в камере подвинулся ко мне и спросил:

– Слышь, братишка, били тебя, что ли?

Я ничего не ответил.

– За что попал-то? – продолжал человек.

Желания разговаривать у меня не было.

На следующее утро одного моего сокамерника с вещами вызвали на выход.

– Ну что, меня выпускают, – сказал он и стал прощаться с первым. – Слышь, – обратился он неожиданно ко мне, – если есть что сообщить на волю, говори мне. Я выйду, позвоню куда надо, передам, встречусь с кем надо. Может, твои ребята мне денежки заплатят… Давай!

Я отрицательно покачал головой, понимая, что это может быть подсадка. В дальнейшем оказалось, что я не ошибся.

Днем приехали оперативники. В этот раз «слоника» или подобных пыток ко мне не применяли, просто стали разговаривать «за жизнь». В конце они сказали:

– Слушай, Олег, а может, тебе уехать из нашего города? Воздух у нас почище будет, а то такие, как ты, воздух портят… И нам головную боль доставляешь – приходится тебя отслеживать, наблюдать, задерживать, разговаривать с тобой. А у нас и так много работы…

– Работа у вас такая… – ответил я.

– Какой ты все-таки несговорчивый! – продолжил оперативник. – А ты не боишься, что мы сейчас тебя выпустим, а предварительно позвоним кому-нибудь из бригадиров центральной группировки? Они тебя и встретят у ворот ментовки в лучшем виде! И повезут тебя, братишка, прямиком на кладбище…

Я промолчал. «Неужели, – подумал, – у них есть какая-то связь с центральной группировкой? Или они просто на понт меня берут?»

После двухчасовой беседы меня вновь вернули в камеру. Но уже в другую. Там сидели человека четыре. Камера была такого же размера.

Часа через два дверь приоткрылась, и появившийся в проеме старшина милиции выкрикнул мою фамилию.

– На выход! – сказал он.

– Руки за спину! – приказал старшина. – Пойдем!

Мы шли по небольшому коридору.

– Стоять! – приказал старшина, остановившись возле открытой двери. Там было что-то типа караулки. За столом сидели несколько милиционеров и играли в карты. Еще один сидел на кушетке и читал газету. Один из сидящих обратился ко мне:

– Тебя, что ли, вчера оперативники задержали?

Я кивнул головой.

– Как фамилия?

Я назвался.

– К тебе это… жена приходила, жрачку принесла, – сказал он. – Вот, возьми. – И он протянул пакет.

Пакет наполовину был заполнен: сок, вода в пластиковой бутылке, печенье, несколько пачек сигарет.

– Мы тут немного взяли у тебя, – сказал милиционер, – но ты, наверное, не в обиде?

Я молча кивнул головой.

– А что, она ушла… жена моя? – неуверенно спросил я.

– Да нет, она тут, у отделения стоит, тебя ждет. Но мы не можем тебя выпустить, сам понимаешь!

– Ребята, – сказал я, – а я вам деньги заплачу. Дайте мне с ней немного поговорить! Хотя бы через окошко!

– Деньги? А как же ты заплатишь, если у тебя ничего нет? Тебя же обыскали!

– Она вам деньги заплатит.

– Я не знаю… – неуверенно произнес один из милиционеров. – Как-то вроде не положено… А ты давно женат?

– Да нет, мы молодожены.

– Ну что, может, дадим молодоженам поговорить? – обратился милиционер к своим коллегам.

– А чего же не дать? А ты нас не обидишь?

– Да что вы!

– Ладно, давай поговори. Давай, веди его в комнату для допросов!

Сержант повел меня в начало коридора. Там были несколько кабинетов для допросов. Он завел меня в один из них, закрыл засов с внешней стороны. Таким образом, я никуда выйти не мог. Сверху было маленькое зарешеченное окошко, стояли стол и два стула. Вот и вся нехитрая мебель.

В Татарстане следователи проверяют сразу несколько заявлений о пытках в полиции города Нижнекамска. Обращения пошли одно за другим после самоубийства Ильназа Пиркина, рассказавшего перед смертью, как из него выбивали признание в серии краж. Вспоминая историю печально знаменитого казанского отдела полиции «Дальний», многие сочли, что склонность к пыткам - просто региональная особенность местной полиции. Но эксперты уверяют, что Татарстан в этом смысле мало чем отличается от других субъектов, и житель Иркутска или Волгограда имеет ровно те же шансы оказаться на дыбе или на «электрическом стуле». разбиралась в разнообразии современных методов допроса с пристрастием и склонности полицейских к применению этих методов.

Слоники и ласточки

«Интернет», «звонок Путину», «вай-фай» - так называют пытки электричеством. Провода прикладывают к различным частям тела, а ток вырабатывается с помощью динамо-машины армейского телефона ТА-57. Иногда используются дешевые электрошокеры, купленные на рынке.

Теперь, по словам источника «Ленты.ру», подобные способы выбивать показания применяются крайне редко. Стоит такой «игрушке» попасть в руки сотрудников подразделения собственной безопасности, периодически обыскивающих кабинеты оперов, и одними объяснениями не отделаешься.

«Конвертик» или «Ласточка» используются куда чаще. Этот метод пытки предполагает выворачивание или сковывание рук и ног, в той или иной форме, с использованием наручников, ремней. Тут уже все зависит от навыков и больной фантазии истязателей. Человека заставляют часами находиться в неудобной позе. А случайно заглянувшему в кабинет всегда можно сказать: «Очень дерзкий преступник, пришлось обездвижить».

Но эта пытка требует времени и терпения, а у мучителей в погонах того и другого всегда не хватает. На них тоже давит начальство.

В октябре 2016 года в то же самое Нижнекамское , выйдя из которого покончил с собой Ильназ Пиркин, оперативники доставили Ильназа Юнусова. По его словам, добиваясь признания в совершении преступления, полицейские сперва надели на него наручники и заталкивали в рот тряпку. Затем натянули противогаз и перекрыли кислород. Это называется «слоник» - самый эффективный по скорости способ получения нужных показаний.

«Магазин» или «супермаркет» - не менее эффективная разновидность той же пытки. Нужен лишь полиэтиленовый пакет и скотч.

В ноябре прошлого года нижнекамские полицейские пытались добиться признательных показаний от Ильдара Камалеева. Он рассказал, что стражи порядка сначала избили его руками и ногами, а затем надели на голову пакет, который ему пришлось прогрызть, чтобы не задохнуться.

Одним из истязателей, по словам Камалеева, был Ринат Ахметшин - начальник отдела по борьбе с имущественными преступлениями УВД.

Именно пытка удушьем вынудила дать признательные показания 22-летнего Ильназа Пиркина, которого не испугали ни прогулка в лес с лопатой, ни избиения. В октябре этого года он покончил с собой, а перед смертью рассказал на камеру смартфона о том, как и кто в городском УМВД уговаривал его взять на себя 47 краж из автомобилей.

Кадр: Ильназ Пиркин / YouTube

В предсмертной речи молодой человек уделил пытке противогазом особое внимание, подчеркивая ее «преимущества» перед прочими. «Выдохнуть воздух можешь, а вдохнуть нет. Пытают, пока человек не потеряет сознание и не описается…»

Некоторое время мать Пиркина, к которой попала видеозапись, скрывала ее. Но полицейские, так же с помощью пыток, как теперь полагают в , стали добиваться признания в доведении до самоубийства от молодого человека, чье авто «обокрал» Пиркин. И тогда женщина решила выложить ролик в сеть.

После того как история Пиркина получила огласку, под арест попали Ринат Ахметшин и трое оперативников из его отдела, о которых рассказал молодой человек перед суицидом.

Также возбуждено дело о пытках Ильназа Юнусова, начались проверки по обращениям Камалеева и Александра Шабалина, который в результате истязаний стал инвалидом. Своей должности лишился начальник УМВД, наказаны его заместители и еще десяток сотрудников управления.

Сколько лет в Нижнекамске работал пыточный конвейер и сколько человек прошли через него, можно только догадываться.

«Доносчику первый кнут»

Следственный комитет в Татарстане за последние два года возбудил 37 уголовных дел в отношении полицейских по статьям о превышении должностных полномочий с применением насилия (часть 3 статьи 286 УК) и халатности, повлекшей смерть потерпевшего (часть 2 статьи 293 УК). Об этом сообщили «Ленте.ру» в правозащитной организации «Зона права» и Казанском правозащитном центре.

В 2016-м было вынесено шесть обвинительных приговоров в отношении полицейских из отдела МВД по Нижнекамскому, Бугульминскому, Чистопольскому району, Казани и Альметьевска. В нынешнем году одно - в отношении сотрудника ОМВД по Альметьевскому району.

«Это не означает, что в Нижнекамске и в Татарстане вообще хуже, чем в других регионах. Просто здесь все эти злодеяния всплывают на поверхность, заработали следственные органы», - рассказал правозащитник .

Потерпевшим от пыток в полиции, которым и так страшно и стыдно кому-то об этом рассказывать, как правило, еще и угрожают привлечением к уголовной ответственности за ложный донос.

Фигурантом подобного дела, в частности, был упомянутый выше Шабалин. Суд, однако, его оправдал.

А еще можно вспомнить случай в Волгограде. Гражданин обратился в с заявлением о том, что оперативники силой вынудили его написать явку с повинной и признаться в краже электроинструментов на сумму 60 тысяч рублей. Следственный комитет провел проверку, ничего подозрительного не обнаружил, вынес решение об отказе в возбуждении дела и тут же начал производство о ложном доносе.

Оказывается, своей жалобой на пытки этот гражданин «существенно нарушил права и законные интересы» полицейских и «нормальную деятельность органов предварительного следствия».

Не исключено, что уже от отчаяния он подался в бега, чем еще больше усугубил свое положение. Но кто будет разбираться в тонкостях, если к делу не привлечено внимание СМИ и правозащитников? А здесь именно такая ситуация.

След в душе

Одна из характерных особенностей профессионалов в том, что они умеют не оставлять на теле следов, пригодных для медэкспертизы. И это еще одно препятствие на пути к выявлению подобных эпизодов. В Западной Европе, правда, научились его преодолевать.

«Пытка направлена на уничтожение человека как личности, это несет долгосрочный психологический эффект, - рассказал в интервью «Коммерсанту» генсек Всемирной организации против пыток (ОМСТ) Геральд Стаберок. - И вот эти психические травмы, что интересно, могут быть доказаны в суде - иногда более основательно, чем телесные травмы, которые обычно исчезают быстро и не всегда фиксируются врачами. Есть медицинские психологические тесты, которые показывают у жертв пыток типичные симптомы травмы и воссоздают картину происшедшего. Это используется сейчас все чаще и чаще».

В качестве примера Стаберок рассказал об испанце, которого собирались экстрадировать на родину из Швейцарии. Процедура была остановлена, после того как у него выявили посттравматический синдром. «Его воспоминания о пытках были очень свежи», - отметил глава ОМСТ.

Четких статистических данных о пытках в России, по словам Стаберока, нет. «Если обратиться к практике , то можно увидеть, что большинство жалоб на пытки из России касается отсутствия расследования, - сказал он. - И число подобных дел из России значительно, гораздо больше, чем число дел из других стран Европы».

Пощечины в сауне «Блюз»

Чаще всего пытки в полиции, так же как и в военных частях и в местах лишения свободы, квалифицируются по части 3 статьи 286 УК - превышение должностных полномочий с применением насилия.

В 2015 году по этой статье, как сообщается на сайте «Агентства правовой информации», были осуждены 363 человека, из них 231 получили условные сроки. (в 2014 – 370 из них 255 условно, оправдано 34).

Расследования таких дел ведутся во многих регионах. Они не особенно афишируются в СМИ - силовики, видимо, не желают выносить «сор из избы». Но промежуточные и итоговые решения судов можно найти в интернете. Как, к примеру, по делу Курмамбаева в Калмыкии и Жалилова в Астраханской области, Чекушенкова в Московской области и так далее.

Не стоит работа и в кавказских регионах. В Ингушетии под стражей находится сотрудник МВД, который, по данным Следственного комитета, избивал задержанного и надевал ему на голову полиэтиленовый пакет с целью добиться признательных показаний.

Здесь же на Северном Кавказе на днях завершилось рассмотрение весьма своеобразного дела.

Оперуполномоченный отдела МВД «Прохладненский» в Кабардино-Балкарии признан виновным в избиении (трех пощечинах) беременной женщины в сауне «Блюз» за отказ одеться и проследовать в отдел полиции.

Мужчина находился при исполнении обязанностей. Вероятно, занимался выявлением притона для занятия проституцией.

Примечательно, что после возбуждения дела о превышении должностных полномочий, потерпевшая долго и упорно выгораживала обвиняемого. В настоящее время женщина находится с ним в гражданском браке и утверждает, что конфликт между ними связан с личными, а не служебными отношениями. А еще в суде она утверждала, что именно этот полицейский является отцом ребенка, которого она тогда носила под сердцем.

Однако в ходе рассмотрения дела было доказано, что в тот злополучный день женщина увидела своего обидчика в первый раз и отцом ребенка называла другого человека.

После нескольких обжалований «банное» разбирательство дошло до Верховного суда республики. За свое преступление уже бывший оперуполномоченный получил условный срок.

На днях Верховный суд Башкирии ужесточил наказание бывшему оперуполномоченному из Уфы Руслану Салямову за попытку выбить признание в краже телевизора у 22-летнего задержанного. Экс-полицейский сперва получил условный срок, но после обжалования решения суда первой инстанции, отправился на четыре года в колонию.

Салямову не помогли оправдаться ни огрехи, которые были допущены в ходе следствия, ни показания 16 сослуживцев о том, какой он прекрасный и порядочный сыщик.

План дороже жизни

Многие эксперты сходятся во мнении, что главной причиной, по которой практика выбивания показаний не уходит в прошлое, кроется в палочной системе.

«Часто заслуженные отставные генералы и прочие «государственники» из силовиков любят перекладывать вину на молодых залетных лейтенантов, а не на порочную систему «палок» - отмечает адвокат . - И пока в руководстве бытует такое мнение - ничего не изменится».

Как оказалось, бывает и так, что насилию подвергают стражей порядка, отказывающихся участвовать в подобных «палочных» историях.

Житель города Усолья-Сибирского в Иркутской области Айдын Юсифов рассказал сотрудникам регионального совета правозащитников, что 9 ноября, подходя к своей машине, он был задержан людьми в масках и брошен в микроавтобус. Мужчину доставили в отдел полиции. Там его заставили позвонить сотруднику , чтобы договориться о встрече и передаче взятки в размере 13 тысяч рублей за возвращение водительского удостоверения. Юсифова били по пояснице и по голове каким-то предметом, завернутым в ткань (позднее у него диагностировали закрытую черепно-мозговую травму). Но сломался он на пытке электрошокером, который ему разряжали в область темени.

Боль была настолько сильной, что мужчина не глядя подписал все необходимые бумаги и позвонил гаишнику. Однако тот, неожиданно, наотрез отказался участвовать в этом цирке. И в итоге, по данным правозащитников, также попал в больницу. Возможно, коллеги также силой пытались склонить его к сотрудничеству.

Не исключено, что в Усолье-Сибирском, как и в Нижнекамске, пыточная практика стоит на потоке. Здесь еще расследуется дело о пытках в отделе местной жительницы Марины Рузаевой в 2016 году и проводится доследственная проверка по аналогичному заявлению усольчанина Павла Ахрамовича, попавшего под пресс в полиции в январе этого года. «Анализ поступившей информации дает основания полагать, что в последнее время в Усолье-Сибирском степень опасности сотрудников для простых граждан зашкаливает», - отмечают правозащитники.

«У руководства есть прогнозы о том, сколько и каких именно преступлений должно быть раскрыто на определенной территории за определенное количество времени. И карьеру делают те, кто способен эти прогнозы воплощать в жизнь», - рассказал «Ленте.ру» источник в правоохранительных органах.

По его словам, необходимость признания вины возникает там, где не проводится реальная оперативная разработка, не собираются следы и доказательства. «Для раскрытия «висяков», накапливающихся в низовых подразделениях, по которым ни осмотра места происшествия, ни розыскных мероприятий толком не проводилось», - отметил осведомленный собеседник.

Фото: Кирилл Каллиников / РИА Новости

Кражи из машин, признание в которых выбивали из Ильназа Пиркина в Татарстане, - яркий пример дел такого типа.

С другой стороны, палочно-отчетная система ставит преграду на пути людей, пытающихся бороться с практикой пыток изнутри. Когда появляются данные о вскрывшихся фактах превышения должностных полномочий с применением насилия, то принципиальный руководитель первым же подлежит наказанию или рискует лишиться должности. Ведь в других подразделениях таких проблем нет?

Путь к покаянию

«Большинство людей с агрессивными намерениями отсекают при поступлении на службу. Просто так у человека склонности к насилию не бывает, чаще это в рамках какого-то заболевания. У здорового человека на пустом месте такой тяги не возникает. Должна быть экстремальная ситуация», - рассказала «Ленте.ру» Анжела Константинова, работавшая прежде старшим психологом в одном из столичных УВД.

По ее словам, сама схема работы с задержанными имеет свои психологические особенности. «Порой оперативники абсолютно мягкие и добрые накручивают себя специально, чтобы своей суровостью и внешним видом воздействовать на человека, но при этом головы не теряют и никого не бьют», - отмечает Константинова.

Но практика, к сожалению, говорит о том, что стражи порядка порой ведут себя совсем неадекватно и уже не просто «тихо и аккуратно пытают» ради раскрытия дела, а распускают руки, не думая о последствиях, которые не удастся скрыть.

«У нас был такой опер. Однажды он сидел спокойно в отделе и услышал, как в соседнем кабинете идет разговор на повышенных тонах, - рассказал бывший сотрудник одного из районных отделов Москвы. - Подумал, что это подозреваемый так себя ведет. Зашел туда и без лишних слов принялся его бить. Оказалось, потерпевшего. В итоге опера посадили. О чем он думал, если думал вообще?»

«Людей сводит с ума безнаказанность, - говорит адвокат Сучков. - Все начинается с крика, подзатыльника. И вот одно дело раскрыто, второе, третье. И человек уже чувствует себя «санитаром леса», «мечом правосудия» и так далее».

Изжить практику насилия при расследовании преступлений сложно. В течение столетий пытка считалась легальным и эффективным способом допроса. А приписываемая прокурору СССР фраза: «признание - царица доказательств» - одно из выражений, дошедших до нас из римского права.

«С одной стороны, необходимость пытки, даже словесной, в той или иной форме объясняется тем, что люди редко добровольно готовы признаваться в совершенных злодеяниях, - рассказал «Ленте.ру» криминальный психолог Виктор Воротынцев. - С другой стороны, тот, кто пытает, стремится не только к изобличению, но и покаянию со стороны преступника. Почитайте детективы: большинство из них заканчивается проникновенной исповедью убийцы со слезами на глазах. Это важный момент примирения, восстановления гармонии. Это очень понятно и приятно читателю».

Алексей
Сорокин

Их применяют в учреждениях МВД, ФСИН, ФСБ и Министерстве обороны. Слабонервных просим не читать. Это невыносимо.

Этот текст должен начинаться с «пощечины». Никто не хочет быть терпилой, но оказаться им может практически каждый. Сегодня ты смотришь «Груз 200» по телевизору, а завтра будто попадаешь в фильм Алексея Балабанова сам.

Полицейские прибегают к пыткам из-за «палочной» системы отечественного правосудия и эффективности пыточного следствия, где самооговор задержанного — самая действенная мера для улучшения статистики.

Сотрудники российских тюрем и СИЗО воспитаны в духе традиций НКВД, поэтому с человеческими жизнями считаться не привыкли. В общественных наблюдательных комиссиях при ФСИН (Федеральная служба исполнения наказаний - прим.ред.) в подавляющем большинстве случаев работают бывшие силовики, которым прикрыть «коллег» намного важнее аморфного гуманизма. С работников ФСБ спроса тоже нет. А армия — это другой мир, куда показное возмущение издевательствами над солдатами проникает только после общественного негодования всероссийского масштаба.

Любые пытки объединяет одно — желание мучителей сломать волю истязаемого. Чем крепче сопротивление, тем изощреннее и разнообразнее экзекуции.

«Меня стали избивать, руками, ногами, спецсредствами. Стоя, лежа, сидя. Трудно сидеть на стуле, когда тебя бьют дубинкой. Меня душили пакетом. Видел в кино, не понимал, как люди ломаются. Это очень страшная штука. Четыре раза я через это прошел. Угрожали изнасиловать дубинкой в извращенной форме. Это продолжалось часа три-четыре», — рассказывал во время судебных слушаний режиссер Олег Сенцов.

Это хрестоматийный, но далеко не самый жуткий пример того, как происходит процесс пыток. Соберитесь с духом.

Избиение

«Сотряс»

Излюбленный и, пожалуй, наименее изощренный приём в пыточном арсенале полицейских. Почти всегда руки задержанного предварительно сковывают за спиной. Это позволяет оперативнику сопровождать допрос серией увесистых подзатыльников. Удары открытой ладонью по затылку задержанного повторяются с разницей в несколько секунд. Главная цель экзекуции — надломить жертву морально.

«Вышибалы»

Название пытки полностью объясняет незамысловатую суть происходящего — чистосердечное признание или отказ от претензий к тюремному руководству выбивают из жертвы с помощью регулярных и методичных побоев. В случае обычных «вышибал» задержанного или осужденного бьют руками и ногами. Избивающих может быть несколько, они могут меняться между собой, растягивая пытку на несколько дней.

«Продвинутые вышибалы»

Перед началом истязания человека обычно обездвиживают с помощью наручников или подвешивают, используя для этого одну из многочисленных техник. Но «вышибалы» становятся «продвинутыми», прежде всего, из-за смены орудий избиения — вместо кулаков в ход идут полицейские дубинки, черенки от лопаты и металлическая арматура.

«Аккуратисты»

В качестве «аккуратистов» обычно выступают оперативники полиции. По закону задержание не может длиться больше 48 часов. За это время операм нужно выбить из возможного преступника «явку с повинной», предъявить ему обвинение и отправить уголовное дело в суд, который изберет меру пресечения. Если этого не произошло, задержанный волен идти на все четыре стороны. Например, транзитом через ближайший травмпункт, где засвидетельствуют побои, в прокуратуру писать на обидчиков в погонах заявление.

Избежать этой ситуации просто — избивать задержанных нужно в боксерских перчатках, или мешочками с песком, или книгами в мягком переплёте. Бить тоже нужно избирательно — только по тем частям тела, где не остается синяков и других видимых следов. Женщин, к примеру, чаще всего бьют книгами по груди — невыносимо больно для женщин и безопасно для оперативников.

«Обучение»

Разновидность «сотряса». Единственное существенное различие в том, что удары по голове задержанного наносят исключительно книгой. Часто оперативники подходят к выбору «учебника» с чёрной иронией, избивая людей Уголовным Кодексом Российской Федерации с комментариями — наверняка самой толстой книгой в отделении полиции.

«Карандаши»

Между пальцев рук задержанного вставляют карандаши или шариковые ручки. После этого пальцы пережимаются в районе суставов, причиняя жертве невыносимую боль. Если сотрудники полиции не переусердствуют, следов истязаний, а значит и возможных заявлений о пытках, не будет. Особо увлеченные могут проделывать болезненные манипуляции с карандашами, предварительно разув задержанного.

«Выбить пыль»

Избиение 10-килограммовым бронежилетом «Кираса-5». Истязаемого предварительно обездвиживают, открыв для ударов спину. Бьют исключительно плашмя — бронежилет соприкасается с телом жертвы на большой площади, поэтому гематом не будет. А ушиб внутренних органов, который как раз будет, при врачебном освидетельствовании легко списать на случайное падение.

Пытка особенно популярна в вооруженных силах, где никогда не было нехватки в бронежилетах армейского типа.

«Профилактика»

Корни пытки идут на Ближний Восток, где наказывать за мелкие преступления ударами по ступням начали ещё в Средневековье. В современной России «профилактика» наиболее распространена в тюрьмах и следственных изоляторах, сотрудники которых, в отличие от полицейских, не привыкли спешить с экзекуциями.

Истязаемого растягивают на столе или кровати, фиксируя руки и ноги верёвками, кожаными ремнями или наручниками. После этого начинается избиение — на пятки и сухожилия голеней градом сыплются удары полицейской дубинки. Удары по пяткам невероятно болезненны и практически не оставляют следов. После такой пытки человек не может нормально ходить несколько недель или месяцев. Всё зависит от степени ожесточенности, с которой подошёл к делу пытающий.

Ограничение подвижности

«Растяжка»

Человек максимально широко расставляет ноги — требуемую ширину обеспечивают удары резиновой дубинки по внутренней стороне бедра. И прижимается темечком к стене, подняв над собой руки. Но чересчур сильно опираться на стену нельзя — основная нагрузка должна идти на ноги и поясницу. В таком положении человек может простоять несколько часов кряду. Не выдержавший истязания и упавший избивается и ставится в «растяжку» снова.

«Мешок»

Под «мешком» подразумевается название спортивного снаряда для отработки бойцовских навыков. Та же самая «растяжка», но с добавлением ударов по ногам, которые в боевых искусствах называются «лоу-киками». Бьют по мышцам голени таким образом, чтобы каждый пинок приближал избиваемого к поперечному шпагату. Особой жестокости добавляет использование электрошока.

Подвешивание с отягощением

Почти всегда любая пытка, основанная на подвешивании, начинается с подготовительного этапа. На руки жертвы либо надевают зимние варежки, либо запястья обматывают несколькими слоями ткани. Чем тщательнее подготовка, тем меньше следов будет на теле. В случае ломки особо ретивых заключенных (пытка по большей части применяется в тюрьмах) к обыкновенному подвешиванию за руки добавляется утяжеление в виде гири, прикрепленной к связанным ногам. Чудовищные боли в запястьях и лодыжках оттеняются ломотой в спине, возникающей за несколько часов в таком положении.

«Палестинское подвешивание»

Пытающие закрепляют наручники на одной руке жертвы. Человека поднимают, заводят обе руки за спину, продевают наручники между решетками камеры, пристегивают вторую руку. Ноги истязаемого не должны касаться пола — это обязательное условие «палестинского подвешивания». В отличие от прошлой пытки мучение может длиться несколько суток.

«Подвешивание причиняет страшную боль в запястьях, кроме того, выкручиваются локтевые суставы, и чувствуешь дикую боль в спине. Так я висел полчаса», — писал адвокату оппозиционер Ильдар Дадин, рассказавший о пытках в карельской исправительной колонии.

«Распятие»

Подготовка к пытке отдаленно напоминает «растяжку». Руки и ноги жертвы расставляются на максимальную ширину. После этого каждая конечность привязывается к решетке камеры. В такой позе человек может простоять несколько часов, а иногда и суток. Боли в суставах и мышцах после «освобождения» могут длиться несколько недель. «Распятие» часто сопровождается избиениями и изнасилованием.

«Ласточка»

Ноги и руки сводятся за спиной жертвы и сковываются между собой. Самые старательные мучители могут подвесить человека в позе «ласточки» за цепь наручников, соединяющих верхние и нижние конечности. Самые озверелые в процессе избивают пытаемого. Основная болевая нагрузка приходится на позвоночник, внутренние органы, запястья и лодыжки.

В 2012 году преподаватель техникума Павел Дроздов умер в казанском отделении полиции «Юдино» через 15 минут после того, как был поставлен в позу «ласточки». Полицейские, которые его мучили, получили условные сроки .

«Конвертик»

Вариация «Ласточки», в которой руки и ноги обычно скрепляются за спиной жертвы не наручниками, а верёвкой. Это позволяет мучителю стягивать концы пут, притягивая верхние и нижние конечности друг к другу. Пытка называется так из-за того, что истязаемый оказывается «сложенным» на манер почтового конверта.

«Отправить под кровать»

Ноги жертвы связывают между собой веревками или кожаными ремнями в щиколотках и в коленях. Руки сковываются наручниками за спиной. Торс прижимается к ногам и привязывается. В таком положении человека заталкивают под кровать, где несчастный может провести несколько часов или даже сутки. В любой момент на кровати может устроить «пляски» зек из актива, выполняющий по просьбе администрации тюрьмы функции пыточных дел мастера.

«Телевизор»

Популярнейшая армейская пытка из категории «для начинающих». Человек должен как можно дольше стоять в полуприседе, удерживая на вытянутых руках табуретку — её сиденье, расположенное перед лицом истязаемого и есть «телевизор». По приказу пьяного сержанта рядовой Андрей Сычев простоял в такой позе 3 часа. Это и другие пытки стали причиной последующей ампутации ног, половых органов и пальца на руке.

«Видеодвойка»

Пытка отличается от «Телевизора» только тем, что заняты обе руки — жертва держит две табуретки, а не одну.

Асфиксия

«Водолаз»

Задержанному или заключенному сковывают руки за спиной. Его ставят на четвереньки перед унитазом или ведром с грязной водой. Один мучитель опускает голову человека в воду, зажимая при этом шею. Второй бьет жертву по почкам, если встречает сопротивление и человек пытается поднять голову. Как только истязаемый начинает задыхаться, ему на несколько секунд дают подышать и снова окунают в воду. Пытка может продолжаться несколько часов подряд.

В некоторых исправительных колониях заключенных перед «игрой в водолаза» заставляют догола раздеться и проползти на четвереньках до места экзекуции.

«Утопленник»

Истязаемого связывают и укладывают на спину. Один человек садится на ноги «утопленника», лишая его возможности перевернуться на бок или живот. Лицо жертвы накрывается тряпкой, часть которой обычно заталкивают в рот.

Лицо поливают из шланга, стараясь, чтобы большая часть воды попадала в рот жертвы. Использование тряпки создает у человека ощущение, что он находится под водой. Воду выключают, дав «утопленнику» отдышаться. И так, пока жертва окончательно не измотается.

«Гражданская оборона»

Руки заключенного или задержанного сковываются за спинкой стула, на его голову надевают противогаз. Жертву лишают возможности дышать, перегнув шланг противогаза. Истязатели ждут, когда человек начинает задыхаться. После короткого перерыва экзекуция продолжается.

Часто параллельно с «гражданской обороной» идёт избиение жертвы — человека бьют по голове чем-то тяжелым и плоским в моменты, когда он пытается отдышаться.

«Слоник»

Происходит всё то же самое, что в «гражданской обороне», но противогаз предварительно обрызгивают изнутри слезоточивым газом или вливают нашатырь.

«Магазин»

Единственный инструмент этой пытки — полиэтиленовый пакет, который есть на кассах в любом магазине. Жертву сажают на стул и обездвиживают. На голову накидывают пакет, удерживая за ручки в районе шеи. После того, как человек начинает задыхаться, пакет снимают. Пытка, как и все прошлые, циклична и может продолжаться несколько часов.

«Супермаркет»

Усовершенствованный «магазин» — перед пыткой в пакет впрыскивают слезоточивый газ или содержимое перцового баллончика. В остальном методика «супермаркета» полностью идентична предыдущей.

«Удавка»

К пакету из «магазина» добавляется удавка, которой может стать любая веревка, резинка или ремень. Надев на голову человека пакет, мучители начинают перетягивать шею жертвы удавкой — к асфиксии добавляется боль. Если переусердствовать, то убийство можно легко «превратить» в самоубийство — несвобода сломала человека, и он повесился. Естественно, не оставив свидетелей и предсмертной записки.

Сексуальное насилие

Раздевание

Заключенного заставляют полностью раздеться и в таком виде ведут по тюрьме. Также возможен вариант, при котором человека оставляют в камере голым. Пытка напрямую не связана с насилием, но очень тяжела в эмоциональном плане. Обычно «раздевание» используют между болезненными пытками, чтобы дать «отдых» измученному организму жертвы.

Угрозы изнасилования

Заключенного раздевают и привязывают к решеткам камеры. После небольшой «прелюдии» в виде избиений мучители сообщают, что в течение нескольких минут из соседней камеры доставят зека, который «опустит» жертву. В отдельных случаях к этой угрозе может добавиться ещё одна — насильником, по словам истязателей, станет переносчик ВИЧ-инфекции.

Изнасилование

«13 августа 2014 г. после отбоя осужденные из числа «актива» без сопровождения сотрудников колонии зашли в камеру, где я содержался, схватили меня и увели в другую камеру, где положили на стол. Привязав руки и ноги к ножкам стола, “осужденные-активисты” засовывали мне в задний проход руки, отчего я испытывал невыносимые боль и страдания, у меня текла кровь. При этом они требовали рассказать о том, что мне известно о происходящем в других исправительных учреждениях. Таким образом они собирали информацию для оперативного отдела учреждения о происходящем в других колониях. Эти пытки и истязания продолжались на протяжении нескольких часов, от боли и истязаний я периодически терял сознание. Все эти экзекуции “активисты” записывали на видеокамеру сотового телефона. Я очнулся уже в бане, где меня обливали водой, смывая грязь и кровь», — это рассказ одного из бывших заключенных исправительной колонии, расположенной в Свердловской области.

Изнасилованием пытают не только в системе ФСИН. Так, смерть задержанного в казанском отделе полиции «Дальний» после изнасилования бутылкой из-под шампанского стала поводом для глобальной реформы МВД.

«Черный Гриша»

Изнасилование с использованием 70-сантиметровой полицейской дубинки «ПР-73».

«Опустить»

«Избиения сопровождались унижениями и издевательствами. Подростков раздели догола, заставляли мочиться друг на друга и окунали головой в унитаз. Кроме того, работники колонии отдавали команды о выполнении ребятами физических упражнений и выкрикивали оскорбления в их адрес», — сообщали правозащитники о пытках в воспитательной колонии Краснодарского края.

Чаще всего прямого сексуального насилия пытка не подразумевает. «Активисты» обливают заключенного мочой или просто переводят в камеру к другим «опущенным».

Суть пытки в смене социального статуса жертвы. К тому же, попадание в касту «опущенных» существенно увеличивает вероятность регулярных избиений и изнасилований со стороны других заключенных.

«Промывка»

Пытка, которой в колониях встречают вновь прибывших. Под предлогом возможного проноса на территорию колонии запрещенных предметов заключенному ставят клизму — в прямую кишку вводится 3-5 литров холодной воды.

«После глумления над личными вещами арестантов ведут в санчасть на так называемую «промывку» — каждому с помощью клизмы заливается по пять литров холодной воды, а к тем, кто отказывается проходить эту процедуру добровольно, применяются спецсредства, и вода заливается насильно. На самом деле это еще один способ оказать на измученного приемкой человека моральное и физическое давление», — рассказал после освобождения бывший заключенный колонии в Кировской области Михаил Пулин.

Психологические пытки

Пытки музыкой

«Периодически меня выводили из камеры в коридор и голым ставили на «растяжку» (ноги и руки на ширине плеч, тело примотано скотчем к решетке) и врубали на полную катушку Rammstein через динамик над головой. От такого сильного звука порой не просто глохнешь — физически ужасно больно, из ушей идет кровь. Пытка длилась всю ночь. Кстати, тот же Rammstein я слушал вообще каждый день и в камере — через маленький динамик над дверью. Такая музыка могла тоже свести с ума. Хотелось кричать!», — делился с правозащитниками шахматист Юрий Шорчев, осужденный за вымогательство.

Пытки музыкой могут длиться неделями. Часто они сопровождаются избиениями или другими истязаниями. Отдельно стоит упомянуть изощренность мучителей в выборе музыкальных композиций, которые становятся орудием пытки. К примеру, в одной из колоний детскую песню «Далеко, далеко, ускакала в поле молодая лошадь» включали перед началом обысков таким образом, чтобы стук копыт совпадал с топотом ног спецназа ФСИН, бегущего по тюремным коридорам с дубинками в руках.

Помимо музыки, для пыток используют аудиозапись детского плача и криков, поставленную на репит. Ещё один заменитель музыки — аудиозапись белого шума. Этой вариацией пытки чаще всего мучают заключенных, отправленных в ШИЗО (штрафной изолятор — прим.ред.).

Лишение сна

Этот метод активно использовался сотрудниками НКВД в 30-е годы и используется сейчас. Насильственная депривация сна может быть вызвана круглосуточными допросами, в которых участвует несколько мучителей, либо менее трудозатратный способ — пытками музыкой.

Пытки суровыми условиями содержания

Старая как мир. Хотя во времена ГУЛАГа мучения суровыми условиями содержания были, скорее, данностью, чем собственно пыткой. В сегодняшней России быт заключенных ухудшают намеренно. Соответственно, такой поступок — пытка и не что иное.

«В ШИЗО стоит невероятный холод. Это же старый, еще с советских времен изученный лагерным начальством ход — создание невыносимо низкого температурного режима в камерах ШИЗО, чтобы наказание превратилось в пытку. Я сижу на узкой холодной скамье и пишу. Сидеть на кровати — или тем более лежать на ней — я не имею права. Тусклый холодный свет, только холодная вода в кране», — писала из мордовской колонии Надежда Толоконникова.

Этому виду пытки, которую иногда называют «холодильником», чаще всего подвергаются заключенные со слабым или подорванным здоровьем.

«Хозработы»

Жертву заставляют заниматься уборкой жилых или общих помещений тюрьмы. Обязательный пункт «хозработ» — чистка туалетов с помощью личной зубной щетки заключенного. Тщательность уборки проверяется сотрудниками колонии, которые почти всегда недовольны результатом — провинившийся повторяет чистку несколько раз подряд. «Хозработы» могут идти несколько десятков часов кряду — до полного изнеможения жертвы.

«Арбузная диета»

Чаще всего эта пытка применяется полицейскими. Задержанного насильно кормят арбузом или поят огромным количеством минералки. После этого истязаемому запрещается ходить в туалет. Часто сопровождается избиением.

«Диета»

Заключенному не дают пить и есть в течение нескольких суток. Помимо этого, жертву «диеты» могут на несколько недель оставить в темноте, без возможности для любых гигиенических процедур.

«Подлечить»

Человека отправляют в камеру или барак, где обитают заключенные с открытой формой туберкулёза в агрессивной стадии. Его вернут в камеру к здоровым зекам, если он согласится с требованиями администрации колонии — почти всегда это отказ от претензий и жалоб в адрес руководства тюрьмы.

«Расстрел»

Пожалуй, один из самых жестоких видов психологических пыток. Человек слышит, как взводится курок — через несколько секунд должен произойти выстрел. Но происходящее оказывается инсценировкой. Люди, мгновение назад мысленно прощавшиеся с жизнью, после «расстрела» морально ломаются в 99 из 100 случаев.

Членовредительство

«Записываемся на ноготочки»

В 2012 году Европейский суд по правам человека признал Виталия Бунтова, которому в тульской исправительной колонии №1 вырвали все 20 ногтей , жертвой пыток. В пыточной практике российских тюрем вырывание ногтей — явление редкое. Хотя по данным правозащитников, этот вид пытки до сих пор популярен на Северном Кавказе, где подозреваемые в преступлениях нередко пропадают без вести через несколько дней после задержания. Нет тела со следами пыток — нет возможных проблем.

«Джокер»

Главный герой советской комедии «Джентльмены удачи» грозил сокамернику словами: «Пасть порву». Выражение, ставшее крылатым благодаря кинематографу, имеет исторические корни — во время «сучьей войны» , подробно описанной в «Колымских рассказах» Варламом Шаламовым, зеки действительно рвали друг другу «пасти».

В российской пыточной практике название этой кровавой экзекуции осовременили, но тоже с отсылом к кинематографу. Жертве «Джокера» разрывают щеки от уголков рта. Делают это с помощью ножа или руками.

«Поход к зубному»

В северокавказских республиках России пытки отличаются особой кровавостью и изощренностью. Пример — вырывание здоровых зубов плоскогубцами, которое по сей день практикуют силовики, несущие службу на Кавказе.

Прижигание

Ещё одна не самая популярная из-за наличия следов пытка. Сигаретами чаще всего прижигают во время избиений или других истязаний. Утюги и паяльники идут в ход отдельно.

Исключительно тюремные пытки

«Приемка»

«У заключённого, впервые попавшего на ИК-17, неприятности начинаются с того момента, как автозак, везущий арестантов, пересекает ворота этого учреждения. Воронок окружает дежурящая в этот день смена с дубинками и собаками, и начинается так называемая «приёмка», заключающаяся в том, что каждый вновь прибывший бежит мимо построившихся ФСИНовцев, которые бьют его резиновыми дубинками до тех пор, пока он не падает лицом вниз. После того, как все прибывшие достаточное для мусоров время полежали на плацу лицом вниз с руками за головой, испачкав плац своей кровью, их гонят в помещение для проведения обысков», — это отрывок письма бывшего заключенного Михаила Пулина, отбывавшего срок в кировской исправительной колонии №17.

«Приемка» — приветственный жест руководства тюрьмы, сообщающий о том, что вновь прибывшим не стоит ждать легкой жизни. Отсюда и распространенность этой экзекуции, в которой, помимо спецназа ФСИНа, могут участвовать еще и овчарки.

«Коленопреклонение»

Руки заключенного сковываются за спиной. Его берут под руки сотрудники колонии или «активисты», которые волочат заключенного по территории колонии. У этой пытки два обязательных пункта. Во-первых, на протяжении всего маршрута колени жертвы должны соприкасаться с асфальтом. Во-вторых, чем большую часть пути занимает асфальт, тем эффективнее будет пытка.

Довольно часто ноги жертвы «коленопреклонения» истираются до самых костей.

«Парашютисты»

Жертву этой пытки отправляют в камеру к «активистам», начинающим экзекуцию с избиения, после которого у истязаемого пропадают всякие силы на сопротивление. После этого человека укладывают на пол возле двухъярусной кровати, играющей роль «самолета». Мучители поочередно прыгают на лежащего на полу со второго яруса кровати. Обычно «парашютисты» продолжают пытку до момента, когда избиваемый теряет сознание.

Травля собаками

Немецких овчарок, которых дрессируют для охраны тюрем, тоже используют как орудие пыток. На привязанного к решеткам камеры человека спускают собаку на длинном поводке, отдергивая её после первых укусов. Это может повторяться несколько раз подряд.

Ток и кипяток

Облить кипятком

По просьбе администрации колонии, кто-то из тюремных «активистов» выплескивает на лицо жертвы стакан кипятка. В случае жалоб или неожиданных проверок сокамерники жертвы утверждают, что произошедшее — случайность: человек облил себя кипятком самостоятельно.

«Попить чаю»

Заключенного, находящегося в сидячем положении, обездвиживают. В рот ему вливают кипяток из чайника. В феврале 2015 года от этой пытки, по версии журналистов и правозащитников, погиб Алексей Шангин, содержавшийся в следственном изоляторе «Матросская Тишина». Мужчину отправили в одну из больниц Москвы в бессознательном состоянии с многочисленными ожогами лица, ротовой полости и гортани. Через четыре дня он умер, не выходя из комы.

Пытки электрошокером

Электрошокеры в российских тюрьмах, СИЗО и отделах полиции пускают в ход нечасто — следы от такой пытки, пусть и малозаметные, остаются на теле жертвы. По поводу одной или двух отметин от удара электрошоком ещё можно придумать правдоподобную легенду, двадцать или тридцать объяснить сложно. Однако в тюрьмах, где пытки — норма жизни, беспокоиться о жалобах заключенных не принято.

«Звонок другу»

Пытки полевым телефоном ТА или «тапиком», оборудованным динамо-машиной, в отличие от электрошокера, не оставляют никаких следов — сила тока слишком мала. В большинстве случаев клеммы подключают к пальцам ног жертвы. Отдельные изуверы присоединяют зажимы к половым органам истязаемых. В некоторых случаях перед пытками током на голову человека надевается металлическое ведро — человек кричит от боли, оглушая сам себя.

О пытках с использованием тока говорили обвиняемые в убийстве Бориса Немцова.

Алексей Сорокин

н а в е р х н а в е р х н а в е р х →

Следственное управление СКР по Татарстану прекратило уголовное дело о гибели заместителя директора Казанского техникума железнодорожного транспорта Павла Дроздова (отца четверых детей) в отделе полиции «Юдино» - ввиду отсутствия события преступления.

По версии следствия, пятеро полицейских вошли в камеру для административно задержанных, где находился 45-летний мужчина. Один из правоохранителей провел прием самбо (загиб руки за спину) на правой руке, второй сотрудник - на левой руке, а третий полицейский повалил Дроздова на пол.

Материалы по теме

Допрошенный помощник оперативного дежурного отдела полиции «Юдино» подтвердил, что нанес лежавшему мужчину «расслабляющий удар» ногой в правый бок.

Затем с помощью наручников, а также брючных ремней и веревки, лежавших в служебном сейфе, сотрудники полиции связали Дроздова в позе «Ласточка» (положение при связывании ног и подтягивания ног к рукам).

Согласно заключению комиссионно-судебно-медицинской экспертизы, длительное сдавливание, а именно - прижатие своим весом тремя полицейскими Дроздова к полу в позе «Ласточка» не могло стать причиной поражения поджелудочной железы, которая привела к смерти мужчины.

На этом основании следователь по особо важным делам СУ СКР по Татарстану сделал вывод: применение физической силы, специальных и подручных средств в отношении задержанного пятью полицейскими было правомерным и обоснованным.

«Безусловно, мы обжалуем это постановление Следственного комитета в судебном порядке, поскольку считаем его незаконным, - говорит представитель потерпевшей стороны, юрист Андрей Сучков, сотрудничающий с Казанским правозащитным центром. - Поза «Ласточка» является недопустимой вследствие причинения нестерпимых физических страданий и бесчеловечным и унижающем достоинство обращением, а также свидетельствует о нарушении статьи 3 Конвенции о защите прав человека и основных свобод («Запрет пыток»). Удар ногой в лежавшего на животе человека, который не мог оказать никакого сопротивления пятерым полицейским, с нашей точки зрения, также является должностным преступлением».

Правозащитник отметил, что следователь ознакомил потерпевших с постановлениями о назначении и результатами экспертиз в день прекращения уголовного дела. Таким образом, потерпевшие были лишены возможности подготовить свои вопросы для экспертов, например о способе связывания и количестве полицейских, участвовавших в инциденте с Дроздовым.

1 февраля 2012 года Павла Дроздова доставили в отдел полиции «Юдино» УМВД РФ по Казани и поместили в камеру для административно задержанных. По данным дежуривших в тот день сотрудников, 45-летний мужчина, будучи в нетрезвом состоянии, вел себя агрессивно в одиночной камере, в связи с чем к нему применили физическую силу и специальные средства. Через некоторое время Дроздов умер.

Следственный комитет дважды отказывался возбуждать уголовное дело по факту гибели мужчины. Правозащитники получили доступ к видеозаписи с камеры наблюдения в ОП «Юдино» лишь спустя 7,5 месяцев после трагедии.

Ролик о последних минутах жизни Павла Дроздова вызвал большой общественный резонанс (за три дня видео на Youtube просмотрели свыше 110 тысяч человек) и вынудил следователей возбудить

Тридцатитрехлетний пермяк Александр Самойлов в апреле 2009 года после конфликта в кафе из-за шестирублевого пирожка с капустой был задержан и доставлен в медвытрезвитель при Ленинском ОВД Перми. Там шесть сотрудников милиции положили его на живот, связали руки и ноги – эта пытка получила название "ласточка", – а развязали только когда заметили, что Самойлов без сознания. Умер он через несколько минут. ​Один из шести подсудимых и сейчас работает в полиции. А уголовное дело против них возбудили спустя три года после смерти Самойлова – только после казанского дела "о пытках в "Дальнем" .

Как выяснилось уже в ходе дополнительных экспертиз , инициированных фондом "Общественный вердикт", смерть наступила от "позиционной асфиксии", то есть от удушья из-за положения тела. И пытка и поведение сотрудников милиции зафиксировано камерами, видео есть в общем доступе. Но милиционерам даже не вынесли дисциплинарного взыскания, сказал Радио Свобода адвокат жены погибшего Захар Жуланов . Все они вину не признают.

Несколько лет семья Самойлова и защитники пытались добится возбуждения уголовного дела, им отказывали семь раз. Как говорит Захар Жуланов, "из-за непонимания": "Что вы тут такого нашли?", – была реакция, действия милиции признавали законными. В итоге многолетних усилий Александра Кувшинова, Андрея Сидорова, Дмитрия Косолапова, Александра Притчина, Андрея Маркова и Александра Борисова все-таки обвинили в превышении должностных полномочий с применением насилия и причинением тяжких последствий.

Как раз в марте 2012 года стало известно о пытках в отделе полиции "Дальний" в Казани: смерть Сергея Назарова от изнасилования бутылкой в отделении полиции вызывала широчайший резонанс, позже всплыли новые эпизоды, по делу в качестве потерпевших проходило 14 человек. Ровно в марте 2012 года семье Александра Самойлова в Перми сообщили о передаче дела в суд.

Судебное разбирательство началось спустя шесть лет после случившегося. 26 мая в Ленинском районном суде Перми – прения сторон, говорит адвокат Захар Жуланов:

–​ Обычный работяга был, работал на предприятии. Совершенно дурацкая ситуация, какая-то бытовая. Да, он был в подпитии. Шли они в кафе с другом, стояли на раздаче. Видимо, была большая очередь. Видимо, терпения не хватило. Взял с раздачи эту булочку, полагая рассчитаться за нее на кассе. Некрасиво, конечно, но я не думаю, что он отказывался платить за эту булочку: "Пока очередь идет, возьму, все равно заплатим". Тем не менее, один из сотрудников кафе обратил на это внимание, подошел к нему, начал предъявлять претензии. Слово за слово... Понятно, конфликт. Милиция. Охрана. Из вытрезвителя Александра выводили в дежурную часть данного отделения внутренних дел. Потом он был снова возвращен в вытрезвитель для освидетельствования на определение степени алкогольного опьянения. Первый раз ему установили легкую степень. Дежурному это не понравилось (он посчитал, что более тяжелая степень) и он отправил на переосвидетельствование. После возвращения в медвытрезвитель, сотрудники милиции пытались провести личный досмотр Александра. Видимо, он отказывался. Произошел, видимо, спор с сотрудником, который пытался провести досмотр. После чего Александр был окружен сотрудниками милиции, они тут же стали применять к нему физическую силу: повалили на пол на живот, стали связывать. Связали сначала руки за спиной, связали ноги и затем, согнув в коленях ноги, привязали к рукам, завязанным за спиной.

–​ Эту позу называют "ласточка"?

Вскоре после связывания обнаружили, что ему стало плохо. Развязывали довольно долго - 2-3 минуты. Когда развязали, перевернули, он уже находился в состоянии, которое можно охарактеризовать как клиническая смерть

–​ Да. После первого связывания через некоторое время узлы развязались, сотрудники милиции снова стали связывать задержанного в "ласточку". Вскоре после связывания обнаружили, что ему стало плохо. Развязывали довольно долго - 2-3 минуты. Когда развязали и перевернули, он уже находился в состоянии, которое можно охарактеризовать как клиническая смерть. Последующее оказание медицинской помощи результатов не дало. Вызванная бригада "скорой помощи" установила смерть.

–​ Сначала говорили, что он умер от сердечного приступа, потом экспертиза показала другую причину?

–​ Согласно последнему судебно-медицинскому экспертному заключению смерть наступила в результате "позиционной асфиксии", т. е. удушье наступило в результате того, что человек был зафиксирован в определенной позе, в которой нормальное дыхание было невозможно. В результате нехватка кислорода, человек задохнулся.

"Не виноваты мы – просто он был такой больной. Мы об этом не знали. У него сердце не выдержало - щелкнуло, отказало, остановилось. Мы тут не причем"

​–​ Видео с камер наблюдения в сети интернет есть в открытом доступе. Видно, как шестеро сотрудников милиции пытают Александра Самойлова. Часто очевидно, что суд не суров и не объективен даже при наличии прямых доказательств, если в роли подсудимых милиция. Как этот процесс идет?​

–​ Нормально. Председательствующий судья по делу объективен и беспристрастен. Каких-то нарушений я не могу отметить.

– Полицейские признали вину?

– Нет, никто из подсудимых вину не признал. Один из подсудимых - Борисов, который возглавлял дежурную смену медвытрезвителя, на следствии как будто признал вину частично. Но когда он начинает давать показания, мы видим, что по существу ничего не признал. Напротив, даже наиболее категоричную позицию занимает.

– От чего тогда, по их мнению, умер этот человек?

– Они, основываясь на более ранних экспертных заключениях, исходят из того, что смерть наступила в результате имевшегося у Самойлова заболевания сердца: "Не виноваты мы – просто он был такой больной. Мы об этом не знали. У него сердце не выдержало - щелкнуло, отказало, остановилось. Мы тут не причем".

– Они признают, что его связывали?

– Сам факт связывания все подсудимые признают. Двое утверждают, что они лично его не связывали: "Мы только помогали другим. Я плечо придерживал, удерживая на полу Самойлова", –​ такие вещи говорят. Некоторые из подсудимых пытаются уйти от ответственности, ссылаясь на то, что только на короткое время оказывали помощь другим сотрудникам милиции в удержании Самойлова на полу. Мы к этому относимся скептически. Все, кто в этом участвовал, прекрасно осознавали, что они сами делают, что делают их коллеги. Каждый из них это видел и осознавал. Поэтому они в любом случае, даже если кто-то из них сам лично не завязывал веревки, а лишь помогал в этом, все равно являются соучастником этого преступления. В любом случае, каждый из шести должен нести ответственность.

– Все это шесть лет назад произошло. И только недавно начался суд. Почему так долго не заводили уголовное дело?

– Происходило, на мой взгляд, взгляд человека, который с самого начала этим делом занимается, полное непонимание со стороны, прежде всего, органов внутренних дел, со стороны прокуратуры, со стороны органов следствия. "А что, собственно, вы хотите? А что вы тут такого нашли? Ну, связали его "ласточкой". И что здесь такого? В чем тут неправомерные действия сотрудников милиции?" - рассуждали примерно в таком духе. К тому же были экспертные заключения о том, что никакой причинно-следственной связи между действиями сотрудников милиции и смертью задержанного нет. На самом деле, утверждали они, человек умер просто от заболевания сердца, от которого он мог умереть где угодно и когда угодно. Начиная с апреля 2009 года до марта 2012 года мы занимались убеждением органов прокуратуры и следствия, что преступление налицо, что такое обращение с человеком недопустимо в принципе. Оно противоречит Конституции, российским законам, я уж не говорю о нормах международного права. Даже независимо от того, есть причинно-следственная связь между действиями сотрудников милиции и смертью человека или нет, налицо состав преступления, предусмотренный статьей 286 Уголовного Кодекса. Мы также выражали свое несогласие с данными экспертными заключениями, ходатайствовали о проведении дополнительных экспертиз, чтобы установить подлинную причину смерти. До марта 2012 года, когда было вынесено постановление о возбуждении уголовного дела, мы занимались этим.

– Несмотря на общественный резонанс? В Перми ведь знают об этом деле?

– Об этом деле много писали в СМИ. Но несмотря на все это, три года дело не возбуждали. Это еще раз подтверждает, что, видимо, уровень сознания наших правоохранительных органов и должностных лиц таков, что они искренне не понимали, что здесь такого.

– В 2012 началось дело "Дальнего", которое получило более широкий резонанс на федеральном уровне. Не связываете ли вы то, что вам удалось добиться расследования и возбуждения уголовного дела с тем, что появилось казанское дело о пытках в отделе милиции "Дальний"?

Они как работали, так и продолжают работать все это время.

​– Как раз в марте 2012 года было вынесено постановление о возбуждении уголовного дела. Может быть, какая-то связь есть. Потому что то дело о пытках в "Дальнем" имело большой резонанс. Может быть, это как-то способствовало тому, что и наше дело, наконец, "прорвало".

– Все это время, пока дело не могли завести, что было с этими милиционерами?

– По моим данным, они как работали, так и работали. Потому что там речь шла всего лишь о доследственных проверках, которые неизменно завершались вынесением постановлений, в которых утверждалось, что действия сотрудников милиции были абсолютно правомерны. Поэтому никаких оснований, по крайней мере, формально, с точки зрения закона, отстранять их должности, увольнять и т. д. не было. По факту никто их не увольнял. Они как работали, так и продолжают работать все это время.

После возбуждения уголовного дела они сами стали увольняться. Но это происходило по собственному желанию. Нет никаких данных о том, что кто-либо из этих сотрудников милиции подвергся каким-то хотя бы дисциплинарным мерам воздействия.

– Сейчас их обвиняют в превышении должностных полномочий с применением насилия и причинением тяжких последствий. Они не зажержаны, приходят в суд?

– Они не в СИЗО. Они спокойно живут, работают. У них семьи, дети. Спорно в этой ситуации, на мой взгляд, требовать, чтобы их сейчас посадили в СИЗО. По многим причинам. На сегодняшний день из них только один, по-моему, работает в полиции.