Политзаключённые. «я думал, что времена гулага прошли»: политзаключенные — о жизни после тюрьмы и об изменившейся россии Политические заключённые в ссср

В этом разделе нашего сайта размещены сведения о тех, кто является политзаключённым в настоящее время, кто отбывает наказание в виде реального лишения свободы, находится под стражей или домашним арестом до вступления приговора в законную силу. О наших критериях отнесения к политзаключённым можно прочитать .

Политзаключённые в сегодняшней Российской Федерации - очень разные люди.

Среди них есть те, кто преследуется по «политическим» статьям УК, а есть ложно обвиненные в чисто уголовных не политических преступлениях.

Есть гражданские и политические активисты, преследуемые за свою деятельность, а есть те, кто попал за решетку за участие в научном обмене информацией или репост в социальной сети.

Есть люди, буквально ставшие заложниками, то есть лишенные свободы потому, что отказались оговорить других или для того, чтобы повлиять на их родных и близких, а есть и вовсе случайные жертвы государственного репрессивного механизма, произвольно выбравшего их для воздействия на общество, обоснования тезисов пропаганды или просто для отчётности.

Среди политзаключённых много стойких борцов, чье мужество в тяжелых условиях неволи, а иногда и под пытками, вызывает уважение, а есть и не слишком приятные люди.

Всех их объединяет одно: эти люди, не прибегавшие к насилию и не призывавшие к нему, стали жертвами целенаправленного государственного беззакония.

Людям, оказавшимся под его прессом, нужна наша поддержка и солидарность. Мы не вправе оставить их один на один с машиной политических репрессий.

• Наша поддержка и солидарность могут принимать разные формы. Распространение информации и привлечение внимания к конкретным судьбам и делам - самое малое, что мы можем сделать, и, тем не менее, это реальная возможность помочь политзаключённым. Фабрикующие политические дела следователи, неправедные судьи и надзиратели боятся гласности. Беззаконие, даже осуществляемое по высокой политической воле, предпочитает действовать тайно и неуютно чувствует себя под светом общественного внимания.
• Возможный и реальный способ поддержки узников - подписание коллективных петиций и обращений. Даже если они формально адресованы тем, кто, в конечном счете, и несет ответственность за политические репрессии, по сути они обращаются к обществу и демонстрируют и ему, и тюремщикам уровень нашей поддержки политзаключённых. Мы размещаем ссылки на такие петиции и обращения в Интернете.
• Не менее важны письма тем, кто незаконно лишён свободы. Они дают им почувствовать нашу поддержку, позволяют понять, что они не одиноки. Для каждого их узников на нашем сайте размещены адреса для обычных бумажных писем и писем через почтовые интернет-сервисы, в случаях, когда они имеются.
• Наконец, очень важна материальная помощь самим узникам и их семьям. Оплата юридической помощи, передач в СИЗО и колонии, поддержка оставшихся без кормильца семей - наиболее действенное проявление солидарности. Вы можете помочь конкретному узнику способами, которые указаны на нашем сайте для каждого политзаключённого отдельно, а можете пожертвовать любую сумму на помощь политзаключённым в целом через интернет-кошелек (Яндекс-деньги 410011205892134 и карта «Сбербанка России» № 5469 3800 7023 2177 или PayPal - ) . Подробный отчёт о поступлениях и расходах размещен на сайте Союза солидарности с политзаключёнными .

Наш список политзаключённых заведомо не полон. Мы стремимся к тому, чтобы наша позиция признания того или иного узника политзаключённым была убедительно обоснована и максимально объективна. В этой связи изучение любого случая лишения свободы, в котором вероятно наличие политического мотива, требует наличия документов и определенного времени. Сбор материалов по делу сам по себе часто занимает достаточно много времени, особенно, в случаях, когда следствие и суд засекречены.

Отсутствие в наших списках политзаключённых конкретного узника не означает ни согласия Правозащитного центра «Мемориал» с его преследованием, ни, тем более, его одобрения.

Равно и признание лица политзаключённым не означает ни согласия ПЦ «Мемориал» с его взглядами и высказываниями, ни одобрения его высказываний или действий.

I.Содержание политических преступников в местах лишения свободы в Российской империи в 1880-1917гг: государственные циркуляры общеимперского уровня.
До революции было издано несколько циркуляров о содержании политических заключенных. Одним из более ранних является циркуляр, изданный 13 июля 1880 г. (№ 240): «Временные правила о содержании и пересылке политически неблагонадежных, предназначенных к ссылке». Эти правила касались главным образом пересылки арестованных в административном порядке по политическим делам. Согласно «повелению» Александра II 28 июля 1879 г. эти правила разрешали на таких пересыльных, не исключая лиц привилегированного сословия, надевать во время пути наручники в случае обнаружения намерения к побегу или неповиновения. Эти же правиларазрешали вопрос и о весе того багажа, который мог брать с собой политический ссыльный — 5 пудов. Но уже в 1889 году вес багажа был уменьшен до тридцати фунтов, а для осужденных в каторжные работы — только до пяти фунтов.
Более подробно условия содержания политических заключенных были определены 29 февраля 1886 г. «Правилами содержания политических арестантов в губернских и уездных замках и пересыльных тюрьмах». Эти правила отделяли политических от уголовных, подследственных и административных от осужденных. Эти правила внесли ограничения и в чтение книг политическими арестованными: допускались книги «лишь серьезного и научного содержания», а для приговоренных к каторжным работам правила усиливали дальнейшие ограничения, допуская к таким осужденным лишь книги «духовно-нравственного содержания». Чтение газет и журналов запрещалось.

Видя, что режим в тюрьмах ослабевает и ситуация выходит из-под контроля администрации, Министерство юстиции, в ведении которого с 1895 г. находились указанные места лишения свободы, в 1904 г. утвердило "Правила о порядке содержания в тюрьмах гражданского ведомства политических арестантов". "Правила" предусматривали более строгую изоляцию для политических арестантов по сравнению с уголовными, однако администрация тюрем была часто не в состоянии обеспечить строгие правила выполненияиз-за общественного давления, переполненности тюрем в 1910-1913гг. и неразберихи на местах. Итак,

Находившиеся в предварительном заключении политические арестанты должны были содержаться в местах заключения на основаниях, установленных для соответствующих категорий общеуголовных арестантов, с изъятиями, изложенными в указанных Правилах.

Во время проведения дознания или следствия политические арестанты должны были содержаться в особых камерах по одному и, по возможности, изолироваться от других категорий на прогулке, в церкви, комнатах для свиданий и т. д.

Политическим арестантам дозволялось носить собственную одежду, белье, обувь и пользоваться собственными постельными принадлежностями. В личном распоряжении указанных лиц мог находиться лишь один комплект собственной одежды, белья, обуви и постельных принадлежностей, соответствующих времени года и местным условиям.

Лица, относящиеся к привилегированным сословиям, могли получать пищу за счет своих собственных средств, остальные питались за счет казны пищей, приготовленной для общеуголовных арестантов.

В определенные дни, но не более одного раза в неделю, за счет собственных средств политические арестанты могли приобретать продукты и предметы обихода, которые разрешалось иметь в тюрьме: чайники, миски, мыло, гребешки, щетки, бумагу и т. д.

Курение разрешалось начальником тюрьмы и только тем арестантам, которым по заключению врача прекращение курения вредило состоянию их здоровья. Это разрешение аннулировалось, если арестант был уличен в нарушении установленного порядка.

Если арестант находился не в каторжной тюрьме, на хозяйственные работы по тюрьме политические арестанты не назначались, но они были обязаны сами поддерживать чистоту и порядок в камерах и убирать постель.

Политическим арестантам по разрешению начальника тюрьмы предоставлялось право заниматься в камерах или в специальных отведенных для этого помещениях письменными работами или ремесленным трудом.

Вся личная переписка политических арестантов направлялась на предварительное рассмотрение надзирающему прокурору.

Политические арестанты могли читать книги, газеты и журналы, за исключением запрещенных к обращению в публичных библиотеках, а также газет и журналов, вышедших в течение последних 12 месяцев. Если книги и другие издания поступали к арестантам извне, то они возвращались обратно лишь после освобождения лица из-под стражи.

Свидания с супругами и ближайшими родственниками, к числу которых относились родители, дети, родные братья и сестры, а в особо уважительных случаях и с другими лицами, разрешались начальником тюрьмы с согласия лица прокурорского надзора или лица, проводившего дознание. Количество свиданий - не более двух в неделю в дни и часы, определенные начальником тюрьмы . Помещения для свиданий оборудовались разделительной решеткой.

Выбор старост, устройство общей кассы и передача друг другу денег и вещей политическим арестантам запрещались.

II.Реализация государственных циркуляров о политических заключенных на местах в 1880-1917гг.

Условно, содержание политических до революции можно разделить на два этапа, - этап первый, 1860-1905 год,- политические заключенные пользовались неоспоримым привилегированным положением по сравнению с уголовным, - в эти года сложился определенный “кодекс привелегий политических заключенных”,- прежде всего, политические не назначались на тяжелые работы на каторге и всегда содержались раздельно от уголовных , традиция обращения к политическим на “вы” и ряд других привилегий.

Например, в некоторых Нерчинских каторжных тюрьмах до 1909 - 1910 гг. сохранялись определенные непреложные для политических "свободы": политики жили отдельно от уголовных , имели ряд исторически сложившихся привилегий: они не принуждались к труду, к ним не применялись те формальности, с которыми сталкивалась каторга уголовная и так далее. С утра камеры открывались, уголовные уходили на работу за ворота тюрьмы, в мастерские или на огороды, а "политика" была предоставлена самой себе.

Тот же каторжный Горный Зерентуй был даже в 1907 - 1909 гг. "отбитой" тюрьмой: камеры стояли открытыми, вся жизнь политиков была хорошо организована в так называемый коллектив и коммуну.
До начала репрессий 1909-1910 гг. политические каторжных тюрем в Российской Империи(это касалось даже центральных тюрем с особым режимом вроде Шлиссельбурга) были, как правило, отгорожены от вмешательства тюремной администрации, вводилось повсеместно широкое самоуправление, которое взяло в свои руки кухню и все питание тюрьмы, изгнало "чванство" из уголовной среды(хоть один случай из реалий ГУЛАГА, где злые фраера изгнали чванство из “воров” или “сук” и взяли под контроль хоть один ЛАГ или ИТК. Хоть один?- corporatelie) . В некоторых каторжных тюрьмах политических тюрьмах(Акатуй и др.) сложилась даже своеобразная "конституция".(Были ли прецеденты в советское время, где политические заключенные управляли лагерями, имея собственную конституцию?)Все дела с начальством по обычаю велись через старосту.

Второй этап можно отсчитывать от 1905 года , когда правительством был взят курс на усмирение революции. Но очень долгое время,отчасти до 1909-1911 гг., под контроль политические тюрьмы взять не удавалось, а до конца усмирить бастующих политических не удалось до самого 1917г.

Основная проблема противостояния политических заключенных и тюремной администрации в 1909-1911гг . заключалась в том, что политические заключенные не могли терпеть приказного тона тюремного начальства, обращений "ты", "встать", "смирно", "шапки долой!" и тому подобных приказов.Из-за хамства администрации, а также из-за применения телесных наказаний(розги) за неповиновение политические, начиная с 1907 года стали устраивать голодовки и совершать самоубийства . По сути, политическим в эти годы велась борьба за утраченные позиции неформального кодекса привилегий , сложившегося еще при Александре II и узаконенного в 1904 году в Правилах.

(Интересно, сколько подобных голодовок из за обращения “на ты” потерпела бы ВОХР НКВД Дмитлага? - сorporatelie)

На местах суровость правил по отношению к политическим не удалось реализовать практически нигде , кроме Орловского, Александровского и Владимирского каторжных централов, а также кратковременного периода “ревизии” Нерчинской каторги 1909-1911 годов.

Например, В ростовской тюрьме в 1900-е политические обитатели одиночных камер (в которых, кстати, сидели и по двое, и по трое из-за отсутствия мест) целые дни проводили у окон, общаясь с родственниками , а вечерами пели хором [ Локерман А. По царским тюрьмам // Каторга и ссылка. 1926. N 1 (22). С. 163-182.)

Что касается бытовых условий, то они, по воспоминаниям Локермана, в одиночках были вполне сносными и терпимыми , если не принимать во внимание плохой воздух.

В этот же период времени московская центральная пересыльная тюрьма ("Бутырка"), где также содержались подследственные, была открыта для межкамерных контактов . С утра до вечера заключенные вели переговоры друг с другом через окна , свободно получали известия с воли , издавали свой собственный журнал . Свидания имели без решеток и с кем угодно [Ядов // Каторга и ссылка. 1923. N 6. С. 154-166].

В одесской тюрьме в 1907 г. политические заключенные, пользуясь самодельными отмычками,свободно открывали двери камер, посещали друг друга и даже оставались на ночевку в других камерах. В тюрьме действовала общественная комиссия (!) из представителей всех партий [Витязев П. Памяти Н.Д. Шишмарева. Из воспоминаний // Каторга и ссылка. 1923. N 6. С. 249-261._ Какие же(!) общественные комиссии(!) из каких таких оппозиционных партий действовали в ГУЛАГе и тюрьмах в СССР?- прим.мое)

Любопытные исследования выписки продуктов питания и некоторых предметов первой необходимости подследственными политическими арестантами в Бутырской тюрьме в 1907-1909 гг. провел революционер Ядов (Ядов

Как он пишет, казенная пища в тюрьме в этот период не была слишком плохой , но страдала однообразием.

Передача продуктов во время свидания разрешалась до апреля 1907 г., когда после покушения на начальника тюрьмы была запрещена.

В то же время подследственные могли выписывать на свои деньги раз в неделю продуктов и предметов на два с половиной рубля и, кроме этого, ежедневно не более двух бутылок молока и на 20 копеек белого хлеба. Лица, относившиеся к привилегированным сословиям, за определенную доплату ежедневно получали больничный или дворянский обед. В этом случае им не выдавалась общеарестантская пища и хлеб.

Из 107 подследственных политических мужчин и 37 женщин в мае 1908 г. выписки продуктов и предметов сделали соответственно 59 и 27.

Заключенные выписывали себе продукты питания: колбасу, грудинку, сало, селедку, сыр, масло, творог, хлеб, баранки, яйца, чай, кофе, какао, сахар, огурцы, чеснок, горчицу, яблоки, конфеты, шоколад, печенье; табачные изделия и курительные принадлежности: махорку, табак, курительную бумагу, мундштуки, спички; письменные принадлежности: бумагу писчую и почтовую, тетради, карандаши, чернила, грифели, перья, грифельные доски и почтовые марки с конвертами; предметы гигиены: мыло, мочалки, зубной порошок, зубные щетки; хозяйственные предметы: иголки, нитки, пуговицы, стаканы, кружки, тарелки, блюдца, расчески, гребенки, носовые платки, носки, чулки, ложки, ножи, вилки (ножи и вилки разрешалось выписывать лицам из привилегированных сословий, выдавали их только на обед для резки продуктов).

Мужчины выписывали больше чаю, кофе, табачных изделий, письменных принадлежностей, предметов гигиены .

Женщины предпочитали сладости (.( Ядов . Тюремные сидельцы // Каторга и ссылка. 1923. N 5. С. 214-229.)

Сходные воспоминания об условиях содержания в Доме оставил другой революционер - В.Н. Катин-Ярцев. Там он провел больше года.

В декабре 1897 г. после содержания в Петропавловской крепости Дом предварительного заключения произвел на него впечатление шумной гостиницы.

Сначала арестованный попал в одну из камер первого этапа - сырую и грязную. Камера имела шесть шагов в длину, три в ширину. В ней находились кровать, металлический столик, откидная металлическая скамейка, стульчак. Пол - асфальтовый. Желающим предоставлялась возможность самим натирать его воском или же это делали уголовные арестанты, убиравшие камеры под присмотром надзирателя.

Вентиляция была плохая. Пища, по сравнению с той, что давали в крепости , также неважная. Жидкий суп с какими-то перьями вместо мяса, каша, хлеб. Поэтому автор воспоминаний стал брать обед за свои деньги - 35 копеек в день, 10 рублей 50 копеек в месяц. За эти деньги доставляли очень хороший обед из двух блюд . Кроме того, с воли беспрепятственно шли продуктовые передачи . Передавались также книги и цветы. Иногда заключенный для отвлечения ходил в церковь .[Катин-Ярцев В.Н. В тюрьме и ссылке // Каторга и ссылка. 1925, N2 (15). С. 183-211].

Баня показалась ему довольно грязной. Установив контакты с тюремным врачом, Катин-Ярцев пользовался по его назначению ваннами, а также более продолжительными прогулками.

Прогулочные дворики располагались секторами по кругу вокруг наблюдательной вышки. Из окон камер было видно прогуливавшихся и они общались с другими заключенными. Обычно прогулки длились 20-30 минут, а по назначению врача до полутора часов в два приема.

Свидание автор получил впервые месяцев через десять после ареста. К заключенным, которые не имели близких родственников, под видом невест, кузин, женихов или братьев на свиданияприходили друзья . Свидания давались двух видов, "личные", где заключенный в одной из камер нижнего этажа встречался лицом к лицу с посетителем в присутствии дежурного помощника, и "общие", когда заключенные размещались в одной комнате в клетках, а от посетителей их отделяли две решетки, между которыми прогуливался надзиратель. При последних свиданиях чаще удавалось передать какие - либо сведения, чем при личных.

Режим в Доме был либеральнее чем в крепости и надзиратели были настроены не так враждебно. Некоторые из них во время дежурства заходили украдкой от начальства в камеры и беседовали с заключенными на политические и религиозные темы.

Внутри тюрьмы между заключенными шла активная переписка через книги, выдаваемые из тюремной библиотеки. С воли записки передавали в книгах, продуктовых передачах и при личных свиданиях. Кроме того, заключенные имели возможность переговариваться через отверстия ватер-клозетов. Еще одной формой общения было перестукивание с соседями [Катин-Ярцев В.Н. В тюрьме и ссылке // Каторга и ссылка. 1925, N2 (15). С. 183-211].

Из "Пути русского офицера" А.Деникина:
"Моя рота занимала несколько раз караулы в Варшавской крепости. В числе охраняемых мест был и знаменитый «Десятый павильон», где содержались важные и опасные политические преступники. В городе среди поляков ходили самые фантастические слухи о режиме, применявшемся в «павильоне», о том даже, будто русское правительство систематически отравляет заключенных... Поэтому, вероятно, в моей инструкции, как дежурного по караулам, имелся параграф, предписывавший два раза в день пробовать пищу, подаваемую в «павильон». Слухи были, конечно, вздорны. Что же касается питания заключенных, то оно было не хуже, чем в любом офицерском собрании. "

Cлово Михаилну Николаевичу Гернету, яростному критику царской тюрьмы:

"Политические заключенные упорно вели борьбу за улучшение своего положения в тюрьме. Для них было особенно дорого получить право чтения научных книг и право заниматься ремеслами . Насколько трудна была эта борьба, видно из того факта, что разрешение на чтение книг было дано первоначально лишь относительно сочинений по медицине и языковедению. Лишь в 1880 году было позволено заниматься в камерах тюрьмы такими работами, для которых не требовалось инструментов. К этому 1880 году относятся воспоминания о Вышневолоцкой тюрьме писателя В. Г. Короленко. В этих воспоминаниях автор описывал тот смягченный тюремный режим , которого добились узники. (Гернет М.Н. История царской тюрьмы, т. 3, М., 1962).

Фиксируем совершенно четко, как итог,-
а)Борьба за улучшения своего положения для политических в 1860-1917гг. была возможна.

Б)Гернет не раз и не два отмечает прецеденты, когда политические узники добивались улучшения своего положения, иногда существенного.

III.Политические на Сахалинской каторге 1870-1905гг.:количество политических в общем массиве, быт и условия.

Количество политических в общем массиве Cахалинских каторжан.
В мае 1901 года на Обуховском заводе в Петербурге происходили волнения и забастовки. По этому делу, в истории русской революции названному «Обуховской обороной», многие были административно высланы, а 43 человека осуждены судебной палатой в сентябре того же года, при чем два главных зачинщика приговорены к каторжным работам: Анатолий И. Гаврилов — к 6 годам и А. И. Ермаков — к пяти годам. Оба были отправлены на Сахалин морем из Одессы вместе с обычными тяжкими уголовниками.

Через четверть века А. И. Ермаков в журнале «Каторга и ссылка» № 27 за 1926 год на 27 страницах «не мудрствуя лукаво», бесхитростно, не подделываясь под тон, описал свою и вообще политическую каторгу на Сахалине. Это, кажется, единственный «человеческий документ» на такую тему. О сибирской политической каторге и ссылке опубликовано много воспоминаний и пропагандной беллетристики, а про сахалинскую — только один рассказ Ермакова, да воспоминания Миролюбова,. * На Сахалине в те годы было всего-навсего 43 политических . Поименный список их опубликован вслед за рассказом Ермакова. Из этих 43-х к русским с натяжкой можно причислить около десяти человек, а все остальные — поляки по делу польской революционной партии «Пролетариат», осужденные в восьмидесятых годах прошлого века. Получается парадокс на Сахалин за все годы существования каторги сослано 54 политических , из них 39 были приговорены к каторжным работам, остальные — к ссылке на поселение.(3-е издания БСЭ)

43 политических среди двадцати тысяч каторжан и поселенцев, т. е. бывших каторжников, затерялись, как иголки в сене.

Быт и условия на Сахалине для политических заключенных.
“Политики, хотя их и очень мало, живут между собой не дружно, раскололись на два лагеря: интеллигенцию и рабочих. Эту линию (на раскол) особенно настойчиво проводил Перлашкевич, бывший офицер, не признававший рабочих за политиков и при встрече даже не отвечавший на их поклоны. Работает он все время в канцелярии, выдвинут по службе и получает, как технический надзиратель, 30 рублей. Про еще одного политического каторжанина Александрина то же наговорили много некрасивого: перекумился с начальством, живет на казенной квартире как важный чиновник, а жена его смотрит на рабочих то же свысока, хотя пост ее — окружной акушерки — не такой уж важный. Александрии стал рыбопромышленником, скупает рыбу и меха и, загораживая реку, лишает поселенцев возможности кормиться, за что они страшно злы на него. В с. Рыкове только четыре политических, живут они очень недружно. Меня это больно кольнуло».(«Каторга и ссылка» № 27 за 1926 год)

После «знакомства с обстановкой», еще один политический Свидерский повел Ермакова к Александрину. Встретил он их радушно, накормил, напоил и похвалил им начальника округа. Оттуда Свидерский пригласил Ермакова к себе. Он заведовал библиотекой и имел при ней хорошую бесплатную комнату. Жил он вполне свободно, без надзора, и в тюрьму ходил только за пайком и для обмена книг арестантам.

Утром — продолжает Ермаков — мы явились с визитом к Соболеву. Он встретил нас очень любезно, обменялся рукопожатиями, предложил сесть и курить папиросы. Называл нас господин Гаврилов, господин Ермаков. Расспрашивал нас, как мы думаем жить. С Гавриловым дело уже утряслось. Он сговорился с Максутовым и будет работать в (Кто же расспрашивал какого-нибудь несчастного раскулаченного крестьянина на Колыме как же он будет жить и чем он будет заниматься?- сorporatelie) канцелярии. Я, как малограмотный, отказался от предложения Соболева пойти писарем(ах отказался- ну что ж., сorporatelie ), в душе считая, что революционеру не подобает работать в тюремной или полицейской канцелярии(без комментариев, но это все очень психоделично и показательно. Все эти мириады деталей.-corpratelie)

Я остался в тюрьме и три недели верст за пять от нее возил дровяник на топливо, потом не выдержал, простудился и забастовал. Поставили меня мыть полы в одиночках. Пол грязный, мокрый. У меня болела спина и кружилась голова. Начальник тюрьмы Кнохт хотел, чтобы я опять возил лес, но не добившись этого, оставил в тюрьме опять мыть одиночки. Дней через пять меня вызвал Соболев».

Соболев снова безуспешно пытался уговорить Ермакова пойти в канцелярию, даже не взирая на малограмотность, потом предложил ему работу «по специальности» — токарничать, но оба согласились на том, что осмотренный ими станок ни к черту не годится — стар и разболтан. Наконец, после долгого раздумья Соболев дал Ермакову записку о направлении к Форминскому на мельницу вести учет муки и досок.

— Хорошо? Довольны? — спросил меня Соболев.) Конечно, я был доволен и поблагодарил его .

Конторская работа Ермакова была, как он сам признается в мемурах, пустяшная: записать в ведомости сколько распилено бревен, заготовлено плах, теса и смолото зерна. Больше времени у него уходило на прогулки, ловлю форелей и чтение книг. Вот так уже три месяца отбывал политический Ермаков сахалинскую каторгу, пока о нем не вспомнил снова штабс-капитан Соболев, обдумывая свою идею — устроить окружной ночной приют для бездомных поселенцев, некое подобие ночной богадельни для богодулов его округа. Соболев надеялся таким путем разгрузить притоны и майланы от бездомных и этим уменьшить преступность и облегчить борьбу с ней. Он вызвал Ермакова и предложил ему должность заведывающего ночлежкой, пообещав вместо жалованья — огород, семена и помощь трудом арестантов в обработке огорода. «Работа не из приятных — иметь дело с грязной воровской голытьбой» — записывает Ермаков.”
Продолжение следует.

Синица Владислав Юрьевич (известен как блогер с псевдонимом Макс Стеклов ) родился 17 июня 1989 года в городе Подольске Московской области. Имеет высшее образование по специальности «финансы и кредит», работал менеджером в ООО «Универсальный советник» . Зарегистрирован и проживал в городе Люберцы Московской области, в партиях и движениях не состоит. Осуждён на 5 лет лишения свободы по п. «а» ч. 2 ст.282 УК РФ («Действия, направленные на возбуждение ненависти и вражды, по признакам принадлежности к какой-либо социальной группе, совершённые публично с использованием информационно-коммуникационной сети «Интернет», с угрозой применения насилия »). Находится под стражей с 3 августа 2019 года .

Пензенские антифашисты Дмитрий Пчелинцев и Илья Шакурский обвиняются по ч. 1 ст. 205.4 УК РФ («Создание террористического сообщества» , до пожизненного лишения свободы) в создании запрещённой в России организации «Сеть», по версии следствия, являющейся террористическим анархистским объединением, а Максим Иванкин , Василий Куксов , Михаил Кульков , Арман Сагынбаев и Андрей Чернов - по ч. 2 ст. 205.4 УК РФ (, до 10 лет лишения свободы) в членстве в этой организации. Помимо этого Пчелинцев, Шакурский и Куксов обвиняются по ч. 1 ст. 222 УК РФ («Незаконное хранение оружия и боеприпасов» , до 4 лет лишения свободы), а Иванкин, Кульков и Чернов - по ч. 3 ст. 30, п. «г» ч. 4 ст. 228.1 УК РФ («Покушение на незаконный сбыт наркотических веществ в крупном размере» , до 15 лет лишения свободы). Также Шакурский обвиняется по ч. 1 ст. 222.1 УК РФ (, до 5 лет лишения свободы), а Пчелинцев по ч. 3 ст. 30, ч. 2 ст. 167 УК РФ («Покушение на умышленное уничтожение чужого имущества из хулиганских побуждений» , до 3 лет 9 месяцев лишения свободы) соответственно. Обвиняемые находятся под стражей с осени 2017 года, кроме Максима Иванкина и Михаила Кулькова, задержанных 4 июля 2018 года. Никто из обвиняемых ранее не привлекался к уголовной ответственности.

Родился 11 октября 1971 года в городе Павлограде Днепропетровской области УССР. До задержания не работал, не судим, постоянно проживал на территории Украины в городе Днепре. Задержан в России 18 февраля 2019 года по подозрению в совершении административного правонарушения. Обвиняется я в преступлении, предусмотренном ч. 1 ст. 30, ч. 1 ст. 226.1 УК РФ (« Приготовление к приобретению и незаконному перемещению с территории Российской Федерации через таможенную границу Таможенного союза в рамках ЕврАзЭС в Украину продукции военного назначения, в т.ч. военной техники и запасных частей к ней» , до 3 лет 6 месяцев лишения свободы), взят под стражу в рамках уголовного дела 1 мая 2019 года.

Игамбердыев Хамид Алиджонович, Нодиров Зафар Гафорович, Нодиров Фарход Шухратович, Исомадинов Отабек Рабидинович, Сиддиков Сардорбек Абдулхамидович , Хидирбаев Азиз Наруллаевич, Одинаев Алиджон Иброгимович , Бурхониддини Собирджон, Сатторов Муроджон Абдунабиевич .

Игамбердыев и Нодировы осуждены по ч. 1 ст. 205.5 УК РФ («Организация деятельности террористической организации» ) к 16 годам колонии строгого режима. Остальные осуждены по ч. 2 ст. 205.5 УК РФ («Участие в деятельности террористической организации» ): Сиддиков - к 12 годам строгого режима, Исомадинов, Хидирбаев, Одинаев, Бурхониддини, Сатторов - к 11 годам строгого режима. Все обвинения связаны с причастностью к деятельности «Хизб ут-Тахрир» – международной религиозно-политической организации, которая в 2003 году была признана в России террористической. Все фигуранты под стражей с 6 декабря 2016 года . Приговор вынесен 15 февраля 2019 года.

Для поддержки российских политзаключённых ССП собрал за III квартал 2019 года 602.133 руб. , выдано на поддержку политзаключённых и политрепрессируемых 516.210 руб. (15 перечислений в помощь 32 политзекам и жертвам преследования по политическим мотивам). На 1 октября 2019 года в Фонде помощи политзаключённым находится 869.888 руб.

Антифашисты из Санкт-Петербурга Юлий Бояршинов , Виктор Филинков и Игорь Шишкин обвиняются в совершении преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 205.4 УК РФ («Участие в террористическом сообществе» , до 10 лет лишения свободы), в связи с якобы членством в запрещённой в России организацией «Сеть», по версии следствия, являющейся террористическим анархистским объединением. Бояршинов также обвиняется в совершении преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 222.1 УК РФ («Незаконное хранение взрывчатых веществ» , до 5 лет лишения свободы). Бояршинов, Филинков и Шишкин находятся под стражей с 21, 23 и 25 января 2018 года соответственно после задержания сотрудниками ФСБ. Никто из обвиняемых ранее не привлекался к уголовной ответственности.

Участники акции оппозиции 27 июля 2019 года в Москве Андрей Баршай, Данил Беглец , Айдар Губайдулин , Владимир Емельянов, Егор Жуков , Кирилл Жуков , Евгений Коваленко , Егор Лесных, Эдуард Малышевский , Максим Мартинцов, Александр Мыльников, Иван Подкопаев , Самариддин Раджабов и Никита Чирцов в рамках одного уголовного дела необоснованно обвинены в участии в массовых беспорядках, насилии к силовикам и подготовке такого насилия. Егор Жуков, Владимир Емельянов и Александр Мыльников приговорены к условным срокам, Айдар Губайдулин 17 октября 2019 года уехал из России , остальные – под стражей в СИЗО или в колонии общего режима.

Казиханов Багир Курбанович, родился 9 сентября 1983 года в городе Дагестанские Огни в республике Дагестан, на момент ареста фактически проживал в Ульяновске. Официально трудоустроен не был, фактически работал на овощной базе в Ульяновске. Мусульманин, приговорён по ч. 1 ст. 282.2 УК РФ («Организация деятельности запрещённого религиозного объединения») к 3 годам 6 месяцам колонии общего режима по обвинении в создании ячейки запрещённого в России религиозного объединения «Нурджулар» на базе учения турецкого богослова Бадиуззамана Саида Нурси. С 10 апреля по 24 октября 2014 года находился в СИЗО, затем до 25 февраля 2015 года содержался под домашним арестом, после чего был взят под стражу.

Список лиц, признанных политическими заключенными Правозащитным центром «Мемориал», на 30 октября 2014 года.

Дело о захвате кабинета Зурабова. Осуждены семь человек (Григорий Тишин, Максим Громов, Олег Беспалов, Кирилл Кленов, Сергей Ежов, Анатолий Коршунский и Анатолий Глоба-Михайленко) по ст. 213 ч.2 УК РФ (хулиганство с применением предметов, используемых в качестве оружия, группой лиц по предварительному сговору). Осуждены к срокам в 2,5 и 3 года лишения свободы. В настоящее время вышли на свободу, отбыв наказание. Всероссийским Гражданским Конгрессом признаны политзаключенными.

На этой неделе в Совете по правам человека (СПЧ) прошло спецзаседание на тему «Общественное участие в противодействии экстремизму и терроризму». Выступая на этом мероприятии, правозащитник Лев Пономарев обратил внимание своих коллег на проблему государственного экстремизма. Методы и действия государственной машины, направленные на борьбу с терроризмом и экстремизмом, таковы, что подталкивают граждан к радикальному поведению.

«Потому что борьба с терроризмом и экстремизмом служит основанием для постоянных ужесточений в законодательстве и правоприменении, направленных исключительно на урезание гражданских свобод», — уверен Пономарев.

В своей речи правозащитник фактически констатировал, что в погоне за контролем над ситуацией власти наспех принимают законы, которые зачастую трактуются вольно и используются в борьбе с политическими противниками и инакомыслящими.

«К списку этих законов относятся статьи 205.2 (призывы к терроризму), 275 (госизмена), 280 (призывы к экстремизму), 280.1 (призывы к нарушению территориальной целостности), 282 (экстремизм), 148 (оскорбление чувств верующих), 354.1 (реабилитация нацизма) УК РФ», — отметил Пономарев.

Публикация данных из открытых источников, лайки и репосты в соцсетях, размещение цитат известных писателей и отрывков произведений, отправка СМС-сообщений, высказывание своей политической позиции, заявления о своей религиозной принадлежности, общественно-политические дискуссии, борьба гражданских активистов за свои права, политическая деятельность— это все уже завтра может сделать любого из нас политическим заключенным.

Разбираясь в этой теме, я решил пообщаться с теми, кого власти преследовали за их активную деятельность. Чтобы выяснить, каково сейчас быть политзаключенным в России.

Вы кто такие?

Универсальных критериев, определяющих, кто такой политический заключенный, и удовлетворяющих всех, в международной правоприменительной практике не существует. Только в октябре 2012 года Парламентская ассамблея Совета Европы (ПАСЕ) удосужилась принять резолюцию, объясняющую, что следует понимать под статусом «политзаключенный».

1. Арест нарушает базовые гарантии Европейской конвенции о защите прав человека, в особенности в части права на свободу мысли, совести, религии, свободу выражения мнения и информации, а также свободу собраний и ассоциаций.
2. Арест налагается исключительно по политическим причинам.
3. Срок или условия заключения непропорциональны тяжести преступления.
4. Арест носит дискриминационный характер по сравнению с другими лицами.
5. Заключение стало результатом судебных разбирательств, которые носили явно несправедливый характер и были связаны с политическими мотивами власти.

«Мы ясно понимаем, что в силу недостатка информации те люди, которые в наших списках есть, — это только часть, меньшая часть тех людей, которые должны попадать под статус политзаключенного», — рассказал «Шторму» руководитель программы «Поддержка политзаключенных и преследуемых гражданских активистов» ПЦ «Мемориал» Сергей Давидис. По словам правозащитника, выводы о том, кто является политзаключенным, делаются только на основании анализа дела. Однако далеко не по всем делам такой анализ оказывается возможным — из-за отсутствия доступа к материалам.

В списках правозащитного центра «Мемориал» 118 человек имеют статус политзаключенного. Единого портрета нет, заявил Давидис.

«Это совершенно разные люди, разные группы. И гражданские активисты, и крымские татары, и граждане Украины, и люди, которые написали что-то нехорошее насчет власти, и просто гражданские активисты, которые вступили в конфликт с какими-то локальными властными элитами в связи с точечной застройкой, жульничеством с тарифами ЖКХ, экологическими проблемами», — пояснил он.

В свою очередь, адвокат Дмитрий Аграновский утверждает, что за последние годы ситуация изменилась. Тема политзаключенных была монополизирована бандеровцами и откровенными предателями, вследствие чего стала размытой и дискредитированной.

«Нормальные политзаключенные были типа болотников или нацболов. Сейчас эта тема поднимается в связи, например, с делом Олега Сенцова (украинский режиссер, осужденный на 20 лет строгого режима за подготовку терактов на территории Крыма. — Примеч. «Шторма»). Олег Миронов, например (активист «Другой России», распыливший газ из баллончика на концерте Андрея Макаревича; получил три года колонии строгого режима. — Примеч. «Шторма»), — 100-процентный политзаключенный, который был совершенно неадекватно привлечен к ответственности за протест на концерте Макаревича, его никто из правозащитных организаций политзаключенным не признавал», — негодует адвокат.

Несмотря на разные подходы к критериям, одно можно сказать точно: если ты не имеешь отношения к большой политике и потенциально не представляешь опасности для властей, политического заключенного из тебя не сделают.

Борьба с фронтом недовольных

Одним из самых ярких политических процессов последних лет можно назвать «болотное дело». Во время предполагаемых массовых беспорядков на Болотной площади 6 мая 2012 года были задержаны около 400 человек, возбуждено порядка 30 уголовных дел в связи со случаями насилия в отношении представителей органов правопорядка.

Основной движущей и самой опасной для властей силой во всем этом процессе были представители «Левого фронта» и лидер внесистемных левых Сергей Удальцов. Федеральные СМИ устроили травлю оппозиционера и его соратников, что в итоге привело к заключению Удальцова в места не столь отдаленные на 4,5 года.

«Репрессии осуществляются точечно. Выбивают из игры наиболее активных людей, наиболее оппозиционно настроенных. Тех, кто потенциально опасен для власти. Власть неглупа. Она очень четко анализирует и отслеживает тех, кто для нее опасен, — рассказал Удальцов «Шторму». — Здесь действует принцип: был бы человек, а статья найдется. Власть работает хитро. Формально нет ни статуса политзаключенного, ни статей политических. Но реально они есть. Те, кто сидят по статье 282, по статьям, как у нас, за массовые беспорядки, какие-то действия в отношении сотрудников власти, сотрудников полиции. Человек осужден вроде бы формально по уголовной статье, а если покопаться, почитать его дело, пообщаться с ним, то можно понять, что человек пострадал за свои взгляды, мировоззрение, жизненную позицию, активность гражданскую».

По мнению оппозиционера, гражданское общество в современной России взято в тиски.

«Любой шаг влево, шаг вправо трактуется как нарушение, а впоследствии — как уголовное деяние. Соответственно, человек за свои политические взгляды может отправиться на несколько лет в тюрьму. Никому этого не пожелаю», — отметил он.

Абсурд вместо суда

Не меньший интерес представляет суд над так называемыми фигурантами дела о референдуме за ответственную власть. Летом 2015 года публицист и общественный деятель Юрий Мухин и его соратники Валерий Парфенов, Кирилл Барабаш и журналист РБК Александр Соколов были заключены под стражу. Их обвиняли в продолжении экстремистской деятельности в составе запрещенной организации «Армия воли народа». По версии следствия, они приступили к созданию инициативных групп для проведения референдума о внесении поправок в Конституцию и принятия закона «За ответственную власть».

10 августа 2017 года был оглашен приговор. Юрий Мухин — четыре года условно, год ограничения свободы. Соколов — 3,5 года лишения свободы. Барабаш — четыре года лишения свободы и лишение воинского звания подполковника. Парфенов — четыре года лишения свободы.

В разговоре с журналистом «Шторма» Юрий Мухин подробно и очень эмоционально рассказал о политической расправе над активистами.

«По нашему делу 130 человек получали зарплаты. Это оперативные работники по всем областям этого центра «Э», два генерал-майора. Все писали, переписывали, устанавливали слежку, прослушивали телефоны. В результате они подслушали только одно, что мы занимались референдумом. А им нужно дело раскрыть. А у них хрен сделано», — пояснил Мухин, подчеркнув непрофессионализм судей и правоохранительных органов.

«У нас закон, который власть, конечно, ненавидит. Сама идея. То, что мы хотим принять на референдуме. Закон об ответственности власти. Вы просидели свой срок — теперь народ должен вас оценить. Довольны вами или недовольны. Конечно, это власти поперек. Но ситуация сейчас такая в правоохранительных органах, что я даже не ставлю это на первое место. На первом месте идет идиотизм! И подлость тех, кого набрали. Первый следователь, который возбудил против нас дело, сейчас сам находится под следствием, потому что именно он перевозил вот те полмиллиона долларов взятки за то, чтобы Шакро Молодого выпустили на волю. Руководитель следственного органа, его зам, их фамилии по всему делу у нас стоят, уволены! Потому что они организовывали эти взятки. И эти люди выходят и судят! Страх страшнейший перед народом», — рассказал общественный деятель.

Никакой корысти, никаких денег. Взятки не брали, не воровали. Не насиловали никого, не убивали. Да что там — даже на красный свет не переходили. В связи с чем судимы? За попытку проведения референдума. И не только. Журналист РБК Соколов здесь выделяется особо. Буквально перед задержанием он выпустил разгромные статьи по сочинской Олимпиаде и космодрому Восточный. Кто же они, если не политические заключенные?

Дело о покушении на Чубайса

В не столь далеком (в рамках истории) 2005 году шел процесс по делу о покушении на главу РАО «ЕЭС» и одного из авторов либеральных реформ 90-х — Анатолия Чубайса. Подсудимые — полковник ГРУ Генштаба ВС России Владимир Квачков, военнослужащие ВДВ в отставке Александр Найденов и Роберт Яшин, а также сын экс-главы Министерства печати Бориса Миронова Иван Миронов. В те же годы он был помощником депутата Госдумы от фракции «Родина» Сергея Глазьева. Процесс длился три года. Доказать причастность подсудимых к покушению не удалось.

Иван Миронов поделился мыслями со «Штормом» насчет политических преследований в России. По его мнению, все, кто сегодня не встроены в системную оппозиции и занимаются публичной политикой, в той или иной мере находятся под пристальным взором правоохранительных органов, под гнетом уголовного преследования.

«Такое ощущение, что это делается не во благо властей предержащих, а наоборот. Потому что, уничтожая легальную политику, выжигая информационно-политическое поле, они фактически создают предпосылки для организации политического подполья. И тогда люди от легальных методов будут вынуждены переходить к полулегальным и даже нелегальным. Соблюдая жесточайшую конспирацию и так далее», — рассказал адвокат.

Для чего это делается? Все очень просто. «Если перед репрессивным аппаратом стоит задача уничтожать, выжигать, выкорчевывать, они это успешно реализуют», — считает оппозиционер. При этом он добавил, что против его отца, экс-министра печати Бориса Миронова, до сих пор возбуждаются уголовные дела по части экстремизма. Последний приговор был в прошлом году — 100 тысяч рублей штрафа за неугодные высказывания в книге, написанной 10 лет назад.

Лицензия на нарушение законов

Избыточные меры репрессивного воздействия и борьба с любым инакомыслием — одни из самых главных критериев политзаключенных. Агония власти, которой нечего предложить своему народу. Потому она и пускается во все тяжкие. Лишь бы не предложил никто другой.

«В каждой уважающей себя стране они должны быть. Это доказывает, что мы — несломленная нация. Если есть за что зацепить, то зацепят. Остается непостижимой неуязвимость Алексея Навального, у которого две судимости, почему-то условные. Во всей русской истории нет ни одного случая, чтобы человек отсидел одну ночь в СИЗО, а утром его выпустили бы, заменив наказание на условное», — заявил «Шторму» один из наиболее ярких внесистемных политиков 90-х и нулевых, основатель запрещенной ныне НБП и лидер «Другой России» Эдуард Лимонов.

«Наша страна — абсолютистская. Это ясно. Политикой здесь нельзя заниматься, так считает власть. Вести себя надо должным образом. Я хотя бы знал, за что я сидел. Я получил очень мало — четыре года, потому что все остальные статьи не смогли доказать. Но я получил все-таки за организацию попытки переворота в Северном Казахстане, чтобы присоединить его к России. Я считаю, что мне за это орден еще полагается и его когда-нибудь посмертно дадут», — сыронизировал Лимонов.

Государственная политика сегодня направлена на поиск врагов. Возможно, в этом даже был бы смысл, если бы искали действительно врагов. Но не строя, а страны. Перед правоохранительными органами стоит задача — найти и посадить. Находят, сажают. Но не всегда тех, кто того заслуживает.